— Господи, что с вами?! — Ее оленьи глаза были круглыми от испуга.
— Задремал, — пробормотал я.
— У вас лицо в крови!
Бровь и впрямь так распухла, что одним глазом я не видел. Как у всех, кто занимался боксом, брови мое слабое место.
— Вам в больницу надо!
— Не надо, — возразил я. — Нужно выбраться отсюда, тихо и незаметно. Помогите, пожалуйста, подняться.
Держась за нее, я утвердился на затекших ногах, и мы двинулись к выходу. Стоянка такси была забита свободными машинами, но когда я сказал, что нам нужно в Суздаль, водительский пыл заметно угас. Таксисты устроили совещание, — похоже, мой вид не внушал им доверия.
— Восемьсот долларов! — объявил какой-то худосочный парнишка с жидкими усиками, замирая от собственной наглости.
— Поехали, — кивнул я.
— Деньги вперед!
— Можно мы хотя бы в машину сядем?
— Постой, я тебе бинт дам, а то ты мне весь салон перемажешь.
Он достал дорожную аптечку и открыл ее прямо на багажнике. Под любопытными взглядами таксистов Настя протерла мне раны перекисью водорода и неумело забинтовала голову. Ехать нам предстояло на старой «шестерке», которая не стоила восьмисот долларов даже с запасным колесом и худосочным водителем в придачу. В этой проржавевшей жестянке было невыносимо душно; я попробовал приоткрыть окно, но ручка была оторвана, наверное, специально, чтобы пассажиры не выпрыгивали в окошко, не расплатившись.
— У меня тут монтировка под сиденьем, — предупредил парень, косясь на меня в зеркало.
— Только по голове не бей, — попросил я. — И так гудит.
Дорога была долгой и изматывающей. Несколько раз, не выдержав, я просил остановить машину и, открыв дверь, жадно глотал ночной влажный воздух. До Суздаля мы добрались часа за три, потом еще час искали нужную деревушку. Асфальтовое покрытие закончилось, мы то и дело застревали в грязи, приходилось вылезать и толкать автомобиль. Это обошлось мне в лишние двести долларов, но к церкви таксист все равно нас не повез, побоявшись окончательно увязнуть. Высадив нас посреди деревни, он развернулся и исчез в темноте.
С километр мы с Настей тащились пешком, по полному бездорожью, в кромешной темноте, под дождем. Я совсем ослаб, и последние метры она волокла меня на себе. В церковь мы ввалились полуживые, грязные, насквозь мокрые.
По сравнению с ночной тоскливой равниной даже заброшенная церковь казалась родным домом. Лампадка уютно горела перед бумажной иконой Спасителя, отец Климент и Артемка мирно спали в притворе под ворохом тряпья. Отец Климент дышал неслышно, а Артемка негромко посапывал.
— Эй, — позвал я. — Люди!
Отец Климент рывком поднялся, нащупал фонарик и направил на нас луч.
— Кто тут?
— Это я, — ответил я, закрываясь рукой от света.
Артемка тоже вскочил и тихонько захныкал.
— Тише, тише, не бойся, — успокоил его отец Климент. — Это друзья, добрые христиане. А Бык где?
— Убили, — ответил я.
Фонарик в его руке дрогнул.
— А ребята?
— Тоже убили.
— Всех?
— Я остался. Можно сяду, а то притомился? — Не дожидаясь ответа, я опустился на пол.
— Что у тебя с головой? Ранили?
— Нет... Другая история. Потом расскажу. Это — Настя.
Отец Климент встал и, кусая губы, широко перекрестился.
— Вам переодеться надо, а то застудитесь, — проговорил он, стараясь оставаться спокойным. Сам он, как и Артемка, спал одетым.
— Есть во что?
— Поищем.
Вещей у него оказалось совсем немного.
— Кто их убил, Парамон? — не глядя на меня, спросил он, и сам себя перебил: — Да какая теперь разница!
Мне достались безразмерные джинсы и фуфайка, в которую можно было легко запихать троих людей моего объема. Одежда была старой, жесткой, несвежей, но, по крайней мере, сухой. Настя категорически отказалась облачаться в Артемкины обноски, которые к тому же явно были ей малы..
— Брось капризничать, — уговаривал ее отец Климент. — Тебе сейчас нужно не о красоте думать, а о здоровье. Ты ж зубами стучишь. У нас чистое все, на той неделе стирали.
Настя лишь мотала головой. Артемка разглядывал Настю с интересом и без свойственного ему страха перед чужаками.
— Пло-ха! — строго проговорил он и погрозил ей пальцем.
Настя невольно улыбнулась.
— Хоть верхнюю одежду скинь и в одеяло сухое закутайся, — предложил отец Климент. — Заверни вокруг себя, как в Индии носят. Мы отвернемся пока.
Завернуться в одеяло Настя согласилась.
— Завтра ваши вещи в деревню отнесем, там и постираем, — пообещал отец Климент. — Здесь все равно не высохнет — сыро. Вам от простуды нужно святой воды выпить.
— А чаю нет? — спросила Настя.
— Чаю нет. Но святая вода лучше чая помогает.
Святую воду он держал в изголовье в пластиковой
баклажке. Услышав знакомые слова, Артемка схватил баклажку и, дружелюбно мыча, протянул Насте. Настя поблагодарила и вежливо сделала пару глотков. Я не стал пить: пока мы пробирались к церкви, я промерз до костей и никак не мог согреться.
Покончив с профилактикой простуды, отец Климент занялся моей головой. Он размотал бинты и, светя фонариком, осмотрел раны.
— Зашивать нужно, — заключил он озабоченно. — Причем срочно.
— Здесь есть врач? — встревожилась Настя.