Погоня на Грюнвальд

Видел что недовольны и несогласны. Мол, как это Монивидишку, а не меня, князя Слуцкого, чистого Гедиминовича, равного тебе, Витовт? Что ж это, спрашиваться у Чупурны, чей отец моему стремя придерживал, где табором располагаться? Ну, ладно, князь Семен, можно понять, брат королевский, Ольгердович, знает войну, но этих-то зачем? «Затем,– зло подумал Витовт,– чтобы вы не брыкались один перед другим. Не местом – мечом ищите славу и честь. А что злитесь, так польза, тем крепче будете рубиться, тем больше людей приведете, желая блеснуть».

И вообразились ему дружины, полки, хоругви на всех дорогах княжества, движение десятков тысяч людей из Витебска и Смоленска, Чернигова и Стародуба, Луцка и Киева, Трок, Вильни, Ошмян, Слуцка, Орши, Медников, Бреста, со всех концов, через все земли – в Гродно, и повсеместно оставленные мужчинами беззащитные дворы.

– Вам законы Погони известны,– сказал Витовт.– В хоругвях вы, а в поветах и городах тиуны должны строго их исполнять. Моим повелением. Каждому и любому, невзирая на род и заслуги, если посмеет казаковать, нахальничать, ломиться в чужие дворы, касаться чужого добра, рубить чужие гаи, уводить чужие стада, насильничать и другим образом причинять вред, одно и немедленное наказание – петля! Все должны это знать, как имя Иисуса Христа: И должны знать, что отвага и храбрость будут достойно мною награждены!

Помолчал, улыбнулся и весело завершил:

– А сейчас – за дело!

Наутро Брестский замок опустел: разъехались наместники, расскакались срочные гонцы, разъехалась по домам хоругвь, ходившая с Витовтом в Кежмарк. Сам же великий князь задержался в Бресте со своими мазовецкими гостями.

ДВОР РОСЬ. ОБРУЧЕНИЕ

Андрей Ильинич спешил к Софье. Дорога была веселая, множество попутчиков шло на Волковыск – виленцы, гродненцы, полочане, с которыми вместе служил. В Волковыске разделились – кто подался через Лиду на Ошмяны и Вильно, кто через Слоним на Новогрудок, Менск, Витебск, Смоленск. Андрей с людьми Михаилы Монтыгирда повернул на Гродненский шлях. Пока кормились кони, встретился с тиуном Волковичем и оставил при нем своего лучника Никиту с наказом лететь стрелой в Рось, как только услышится о подъезде к городу великого князя.

Возле Роси расстался Андрей с гродненцами и один, с запасным только конем, поскакал к знакомому двору. Мишка отстраивался, белел свежими столбами обновленный и расширенный частокол, вокруг трудились над бревнами десятка два тесельников. И двор обживался: уже стояли новый хлев, новая стайня, была срублена и покрыта соломой курная изба, и самого хозяйского дома стояло на камнях уже шесть венцов, а плотники поднимали седьмой. Возле стайни парился на костре котел, опекаемый Еленкой и двумя старухами. Софьи ж Андрей не увидал и огорчился: мечталось, что она будет встречать в воротах или еще прежде – на повороте. Но и там не было, и тут не видно. «Забыла!» – тускнея, подумал Андрей, но уже бежали к нему от плотников радостные Мишка и Гнатка. Чуть не вырвали из седла – и в объятья: Гнатка – ласково, но все равно кости затрещали, Мишка – крепко.

– Ну, ты здоров стал! – радовался Андрей.– Прямо медведь! – И спросил быстро: – Софья здесь?

– Где ж ей быть! – усмехнулся приятель.– Видишь, толока у нас, хочу построиться до похода. А скоро позовут?

– На первый день июня,– ответил Андрей, стреляя глазами по углам.

– Тогда успею,– сказал Мишка и вдруг закричал: – Эй, сестра!

Через мгновение дверь избенки отворилась и вышла Софья – босая, в летнике, с засученными рукавами. Вышла, увидела Андрея и так радостно просветилась, так счастливо всплеснула руками, таким ликованием засияли ее глаза, что Андрей забыл обо всех, кинулся к ней, подхватил на руки, прижал к груди и – как было во снах, как в мечтах – стал целовать щеки, губы, глаза, охватившие его руки.

Подошел Мишка, потоптался, покашлял.

– Хорошо, Ильинич, что ты приехал, а то у нас некоторые плакали по ночам. Погостишь?– Погощу,– кивнул Андрей, не опуская с рук Софью.

– Ну, пойду работать,– извинительно сказал Мишка и, к радости Андрея, отошел.