Я подвинулся и сделал все, что мог, чтобы разбудить ее от кошмара. Я не отступал, когда она била меня кулаками в грудь. Я не остановился, когда ее нога оказалась в дюйме от моих яиц. Вместо этого я продолжал повторять ее имя снова и снова, твердя ей, что я здесь, и что все в порядке.
— Проснись, детка. Возвращайся ко мне, Кинсли, — умолял я.
Она распахнула глаза, в них отражалась паника, и, оглядев комнату, попыталась определить, где она находится. Когда ее взгляд сфокусировался на мне, она подалась вперед и обняла меня за шею. Спрятав свое лицо в месте, которое теперь принадлежало только ей, я никогда не видел, чтобы она так плакала. И мне было чертовски тяжело держать свои собственные эмоции в узде, когда сильная женщина, в которую я так сильно влюбился, разваливалась на кусочки. Ее тело сотрясалось от рыданий, она прижалась ко мне и обняла так, словно боялась, что я отпущу.
Но я бы ни за что не бросил ее. Ни за что, черт возьми, я не отпустил. Никогда.
— Все казалось таким реальным, — прошептала она.
— Что тебе снилось? — спросил я, держа ее крепко.
— Он был там, и я клянусь, я все еще чувствую боль от его удара в челюсть, — я невольно напрягся, когда она продолжила. — Он ждал меня у моей квартиры, когда ты меня высадил. Он сказал, что следил за мной, и пришло время вспомнить, кому я принадлежу.
— Мне, — прошептал я. Она отстранилась, чтобы посмотреть наверх, и в тот момент, когда ее взгляд встретился с моим, я повторил, — ты принадлежишь мне, и я никогда не позволю ему или любому другому человеку причинить тебе боль снова. — Я сжал ее лицо в ладонях. — Мне нужно, чтобы ты доверяла мне, когда я говорю, что сделаю все возможное, чтобы обеспечить твою безопасность.
Она молча смотрела на меня, синева ее взгляда казалась еще ярче на фоне красных от слез глаз.
— Я имею в виду то, что сказал ранее: теперь это твой дом, — она покачала головой, но я продолжил, не обращая внимание на ее сопротивление, . — Это не обсуждается, Кинсли. Я буду оберегать тебя, и ничто не остановит меня. Даже ты.
Ее губы дрожали, и что-то внутри меня сломалось, я наклонился и прижался своим лбом к ее.
— Я так люблю тебя, милая, — прошептала я. — Пожалуйста, не спорь со мной. Позволь мне любить тебя, позволь мне защитить тебя. — Я не отстранился, чтобы посмотреть на нее, потому что знал, насколько я был на взводе, что один взгляд на нее лишит меня самообладания. — Поверь мне, я обещаю, что никогда не причиню тебе вреда, и сделаю все возможное, чтобы гарантировать, что о тебе позаботятся. Я твой полностью, Кинсли, физически и эмоционально.
Я несколько часов крепко обнимал ее. Поначалу она была напугана, но медленно расслабилась, когда ее тело уступило усталости. Ее тихое посапывание и нежные вдохи над моей грудью, помогли мне сохранить спокойствие. Но внутри я был чертовым бешеным быком, и я не хотел ничего больше, чем заставить этого больного гребанного Джейса заплатить за все, через что он когда-либо заставил ее пройти. Ни один мужчина не должен поднимать руку на женщину, и просто осознавать, что Кинсли пережила такое насилие, было пыткой.
Но пока я держал ее крепко и обеспечивал ей безопасность, в которой она так отчаянно нуждалась.
Движение в дверях привлекло мое внимание. Я посмотрел вверх и встретил любопытные взгляды Ноксвилла и Беккета.
— Нам с тобой кое-что надо обсудить, — прошептал Беккет.
— Просто дайте мне несколько минут, встретимся в моем кабинете, — заверил я их.
Когда дверной проем в спальне опустел, я прижал Кинсли еще крепче и поцеловал ее в лоб. Я не хотел оставлять ее одну. Все внутри меня говорило, что я должен сказать братьям, что мы поговорим в другой раз, но я знал, что не могу. Если я хотел, чтобы это дерьмо закончилось, мне нужно было с ними работать.
Моя девочка была так измотана, что едва шевельнулась, когда я вытащил руку из-под нее. Она также не заметила, когда я встал и накрыл ее одеялом. Я смотрел на ее красивую надежно укутанную одеялом фигуру еще некоторое время, прежде чем отвернулся и вышел из комнаты.
Мои братья ждали, когда я вошел в кабинет, оба выглядели серьезными.
— Просто расскажите мне, потому что по выражению ваших лиц я уже знаю, что это отвратительно.
— Отвратительно, это мягко сказано, брат, — сказал Нокс. — Этот парень нечист. Чертовски грязен.
— Насколько он погряз? — спросил я.
— Наркотики, вымогательство, — начал Беккет, — черт возьми, его даже подозревали в изнасиловании.
Мой живот свело, когда они продолжили объяснять мне, в тисках какого человека находилась Кинсли.
— И, как будто все это недостаточно скверно, его также обвиняют в соучастии в убийстве. — Ноксвилл бросил папку на стол. — Все внутри.
Несмотря на то, что я хотел схватиться за нее, я не мог. Мне казалось, что я прикоснусь к какому-то яду.
— Как, черт возьми, этому больному ублюдку все сошло с рук? — спросил я. — Почему он все еще на свободе?