Погоня за «Черной акулой»

— А вот нет! Не все вам в школе говорят! — разгорячился отец Василий. — Русские потеснили татар еще в 1378 году — у села Старое Беселово, во время Вожской, а не Куликовской битвы.

— Да разве такое может быть? — округлились глаза у Игоря. — Чтобы икона этого… как его там… Грека… Чтобы не в музее содержалась… Это же такая древность!

— Еще как может! — усмехнулся отец Василий. — Две иконы Андрея Рублева Звенигородского чина были обнаружены только в 1918 году в дровяном сарае! Работы Андрея и его, как бы это сказать… соратника, что ли… Даниила Черного на свет божий вынимали и в двадцатых, и в тридцатых, и даже в конце пятидесятых. А сколько еще икон нам не показывается.

— В каком смысле не показывается? — не поняла Женя. — Они же не живые, чтобы…

— Всякое люди говорят, да и история иной раз такие вещи преподносит, — пожал плечами батюшка, — тут и закоренелый атеист усомнится… Вот, возьмите хотя бы историю Казанской иконы Божьей Матери. В 1579 году девятилетней девочке Матроне во сне было видение: мол, в земле, на таком-то месте скрыта святая икона. Девочка рассказала об этом матери. Но та, естественно, отмахнулась — кто же будет обращать внимание на фантазии детей? Но сон повторился — во второй и в третий раз. Мать, понукаемая маленькой дочкой, пошла все же к воеводе, но над ней только посмеялись. Тогда упрямая Матрона буквально заставила мать, несмотря на насмешки, пойти на указанный ей пустырь и начать розыски чудотворной иконы. Однако та при всем своем старании ничего не нашла. И только когда сама девочка взяла в руки заступ, то увидела истлевшую тряпицу, высовывающуюся из земли. В это-то ветхое рубище и был завернут святой образ…

А нашу икону в восемнадцатом веке вместе с обветшавшим иконостасом по решению мирских властей распродали по местным селам. Потом, сами знаете, революция, многие храмы стали разорять. Вот одна прихожанка наш образ Богородицы и спрятала. И никому больше семидесяти лет о том не говорила. А помирая, ей уже за сто лет было, моему предшественнику, отцу Григорию все и рассказала. Тихо-мирно находка эта в храм перешла, да нашелся на нашу голову один журналист, который историю эту раскопал, икону заснял и в газете пропечатал. Стали поговаривать, что икону нужно передать в музей, собирались даже прислать сюда какого-то профессора-искусствоведа, да, видать, никто в нашу глухомань ехать не хочет. Оно и к лучшему — иконе место в храме, а не в музее, под стеклом и охраной…

В Тишине, нарушаемой только писком комаров и редким карканьем ворон на сельском погосте, вдруг зазвонил колокол. Брови отца Василия удивленно взметнулись, он взглянул наверх и перекрестился.

— Подумал было, что кто-то на колокольне озорует. А это в деревне… С чего бы это они вдруг в колокол решили бить?

Игорь и Женя не успели высказаться по этому поводу, потому что, широко распахнув дверь, в комнату влетел смуглый пацаненок и завопил что было сил:

— Батюшка, ваш дом горит!

Поп вскочил с места. Первым делом он взглянул в окно, но там, кроме фиолетового, растворяющегося в сумерках неба, ничего не было видно. Батюшка подхватил связку ключей, гаркнул на Игоря и Женю: «Ну что стоите, бежим!» — и широким солдатским шагом выскочил из церкви. Трясущимися руками, поглядывая через плечо на край деревни, он обернул цепью скобы на двери и защелкнул все это змееподобное сооружение большим амбарным замком.

Путаясь в рясе, поп напрямик, через лесок, кинулся к тому месту, где занималось жаркое зарево большого пожара. Ребята следовали за священником и через минуту, щурясь от дыма, стояли на большом подворье, враз съежившемся от обилия суетящихся на нем людей. Языки пламени бились в стекла дома, словно пытаясь выбраться наружу. Клубы дыма, искры пробирались через крышу. Вдруг стекла начали лопаться, и из жилища батюшки словно полыхнул жаром огромный дракон.

Со всех сторон дом облепили деревенские жители с ведрами, подбегая, насколько можно, одни пытались плеснуть в огонь, другие поливали водой бревенчатые стены стоящего рядом сарая, чтобы пламя не перекинулось через него на соседний дом. Будто развороченный медведем муравейник, край села был заполнен мелькающими там и сям фигурами. В доме, перекрывая причитания попадьи и невнятное бормотание ее мужа, что-то трещало и ухало.

— Слушай, — дернула Женя Игоря за рукав, — а вдруг…

Жене не нужно было договаривать — брат ее и так прекрасно понял: а вдруг дом подожгли, чтобы отвлечь их внимание от церкви! Это же старый, проверенный трюк!

Не говоря никому ни слова, ребята рванули обратно. Защищая лицо руками от колких сосновых веток, они промчались через рощу, одним махом преодолели расстояние до церковной ограды и взбежали на паперть.