— Да, — сухо сказала я. — Нужно ведь переживать, что я потеряла разум. А теперь посторожи меня, пока я читаю записку от матери, или меня кто-нибудь убьет до того, как ты доведешь меня до своей ценной двери. Что тогда ты будешь делать?
Он вытащил иглу из ножен и стоял на страже передо мной, будто верный муж, а не дикий фейри, который даже сейчас надеялся, что я убью себя ради него.
— Ты права, — отметил он. — Если фейри увидят тебя при дворе смертных, они будут охотиться на тебя. Для них еще есть время, чтобы украсть твою роль, пока ты не можешь защищаться.
Я покачала головой от их безумия и открыла письмо. Почему я думала, что для него было нечто большее? Фейри знали только разрушение и смерть, и я должна была понимать это.
Письмо матери было в спешке написано на голубоватой бумаге. От нее пахло специями, и это напомнило о Путниках.
В письме было написано:
Откуда мама знала об Убийце родни? И что она могла привести в действие годы назад?
— Думаю, мне может понравиться твоя мать, — прошептал Скуврель над моим плечом. — Она все переворачивает, как Валет, является и требует. А потом улетает за другой шалостью. Где она скрыла тех людей, которых ты хочешь защитить?
— Я не скажу тебе, — едко сказала я. — Ты тоже можешь хотеть им смерти.
— Ты принимаешь мое желание спасти Фейвальд за антипатию, — сказал он с пылающими глазами. Я не хочу вредить невинным. Ты должна знать это с тех пор, как я не помешал тебе спасти тех, кого ты смогла спасти.
— Но ты хочешь мне смерти, — сухо сказала я.
— Ты не должна так переживать из-за смерти. Твоя жизнь коротка, и смерть — лишь миг.
— Да, давай больше убивать, потому что жизнь смертных хрупкая, — я искала на земле след, но духовное зрение не показывало сияния, а в реальности не было примятых листьев или отпечатков на земле. Мама просто пропала. Как она это сделала?
— Но ты не можешь увеличить количество смертей, Кошмарик. Это не изменить. Одна смерть для одного человека. Это честно. Это равновесие. В своей новой роли ты должна это понимать.