Погоня за хвостом

— Не мне. Мирмикантропу. Мы транслируем ему изображение и звук. Для человека этого хватило бы, но у них иная социальная организация и, соответственно, иные способы коммуникации. Да и фантазия, я думаю, победнее. Так… осязание отпадает… Как ты смотришь на то, чтобы протянуть между их камерами кишку и качать туда-сюда воздух?

Мелани подняла бровь:

— Феромоны?

— Угу. Главное, по этому каналу они не смогут договориться о взаимной координации действий, зато почувствуют состояние друг друга. Феромонных сигналов в сущности очень немного: «не дрейфь, я свой», «боюсь», «уйди прочь», «готов к спариванию» и еще несколько. Информативность их колоссальна именно в сочетании с иными способами коммуникации, в нашем случае со зрением и слухом. Попробуем?

— Чем черт не шутит…

Пленник встрепенулся, чуть только струя теплого воздуха из клетки пленницы коснулась его ноздней. Возле энцефалоскопа радостно пискнула Мелани. Мирмикантроп рванулся, силясь разорвать путы… и обмяк. Прошел час, потянулся другой.

— По-моему, он спит, — зло бросил Бранд. — Гаденыш над нами издевается.

— Он не спит, — возразила Мелани. — У него биотоки бодрствующего. Но ему все равно, понимаешь? Мы пробудили в нем всего лишь всплеск интереса, не больше. Один короткий всплеск.

Через час сеанс повторили. На этот раз Мелани не отметила никакой реакции. Пленник узнал, что где-то поблизости от него содержится самка, а не бесполая рабочая особь. Он принял это к сведению на уровне сознания и только. Расшевелить глубинные инстинкты не удалось.

Проще было бы руками раскачать скалу.

Слова «активная фаза» давно вертелись на языке. Первым их произнес Бранд.

— Не пора ли?..

— Я надеялась, что до этого не дойдет, — с тяжким вздохом призналась Мелани. — Убить мирмикантропа — это одно, это со всем нашим удовольствием. От иллюзий насчет святости любой жизни они нас давно излечили, но… Пытать, мучить — совсем другое дело. При их низкой чувствительности к боли кому-то из нас придется очень постараться… — Ее передернуло. — Ты сумеешь?

— А разве есть иной выход? — Бранд скорчил злую гримасу. — Придется суметь. А тебе, кстати, придется ассистировать. Извини, больше я здесь никому не доверяю, разве что Ираклию, но у него слабое сердце… Ты выдержишь?

Мелани оглянулась по сторонам, словно ища кого-нибудь, кто мог бы ее заменить. Затем кивнула.

— Тогда начнем прямо сейчас. Для начала — плеть?

— Зря потратим время — им плеть, как слону дробина. — Мелани покачала головой. — Для начала электроток, Бранд. И иглы, иглы под ногти… — Она вдруг истерически захохотала. — Пошли! Пошли скорее, не то я струшу и сбегу…

13

Невыспавшийся и злой, Стах сидел в центральной аппаратной, еще и еще раз осматривая ближайшие окрестности Цитадели — все ли чисто? нет ли где следов присутствия человека?

Следы, конечно, были. Разве может человеческая колония не наследить по всей округе? За тридцать-то лет! Никоим образом не может. Людям время от времени надо выходить на поверхность, детям медицина предписала дважды за период пульсации принимать натуральные солнечные ванны, чтобы не росли анемичными да рахитичными, — как будто нельзя обойтись искусственным ультрафиолетом! Нельзя, видите ли. Папаши-мамаши готовы часами драть глотки за право малышни побегать по траве, а Мелани их поддерживает: мол, необходим разумный компромисс между требованиями безопасности и насущными потребностями колонии. Вот ей — компромисс! Сколь отвратна человеческая самонадеянность: ура, мы нашли планету-убежище, мы хорошо спрятались, до нас доберутся не скоро… Вот вам — не скоро! И нет бы зарядить антигравы и слетать на выгул куда-нибудь подальше от Цитадели — норовят найти лужайку поближе, траву топчут, костер однажды разожгли, как троглодиты! Теперь, понятно, костров не жгут и небось ругают себя на все корки, а оставь вдруг враги планету в покое — надолго ли хватит осторожности? Через год начнется то же самое, если не хуже… Глупцы! Ослы! Добровольные мишени!

Можно сколько угодно делать вид, будто вон ту тропинку к ручью, по которой сейчас топает грузный лесной увалень, протоптали одни лишь животные, а выжженный в траве круг — вовсе не кострище, а след от удара молнии. Можно даже уговорить себя поверить в это. Беда в том, что чужаки не поверят.

Болели глазные яблоки. Стах притемнил экран и увидел в нем свое отражение: всклокоченные волосы, безумный взгляд… Ничего не безумный, просто устал и справедливо раздражен. Хотя взглянешь со стороны — испугаешься. И лицо, разумеется, серое, а глаза красные от недосыпа…

— Эй, — позвал он бездельничающего дежурного наблюдателя. — Смени.

По мнению Стаха, дежурный повиновался недостаточно бодро. И вообще в последние дни бездельничающие люди выводили его из себя. Он уже забыл, что час назад сам обрек дежурного на безделье.

Работать! Забыть покой и сон, искать спасение и найти! А если не удастся — выйти на поверхность и драться!

Так и только так.