– Поздравляю. Ваша задумка о том, что женщина, родившая ребенка полгода назад, захочет посмотреть, каким он стал, оказалась вполне здравой. Равно как и замысел использовать нашу бравую троицу совместно со скрытыми камерами. Хотел еще предупредить, что через десять минут ухожу. Ставлю два против одного, что мамашу мы заарканили. Даже три против одного.
– Будь любезен, сообщи подробности.
– С удовольствием. – Я изложил все, что узнал от Сола. – Так что если эта женщина и есть мать ребенка, то она у нас в руках. Мы, конечно, узнаем, где ее высадило такси, но главное даже не в этом, а в том, что Сол покажет нужную фотографию. Еще раз поздравляю.
– Приемлемо, – похвалил Вулф и повесил трубку.
Несколько минут спустя, когда я уже собирался уходить, позвонил Кинг. Представляю, как он изумился, когда я ничуть не огорчился, услышав, что на снимках он не встретил ни одного знакомого лица.
Понедельничный улов превысил воскресный раза в два, и в полдень Салли пришлось перезарядить камеры. В итоге на этот раз в проявку я понес не три, а целых шесть пленок. В общей сложности Салли отщелкала пятьдесят четыре кадра, из которых один был для нас дороже золота. На Сорок седьмую улицу я поспел с ними еще до шести часов, однако в тот же вечер Эл отпечатать снимки не мог; двое его служащих были в отпуске, а третий приболел, и Эл был завален работой по самые уши. Мне удалось уговорить его принять меня в восемь утра, а пленки я увез с собой. Во время обеда позвонил Сол. Таксиста звали Сидни Бергман, и за пятерку он с радостью выложил Солу все, что запомнил. Женщину он посадил на Мэдисон-авеню между Пятьдесят второй и Пятьдесят третьей улицей, отвез сначала на Вашингтон-сквер, а потом назад, на перекресток Пятьдесят второй улицы с Парк-авеню. Прежде он никогда ее не видел и ничего про нее не знал. Я попросил Сола посматривать, не появится ли она снова утром, а потом приехать к нам и дождаться в кабинете моего возвращения с фотографиями.
На следующий день, во вторник, я привез их домой без четверти двенадцать. Я мог бы приехать на полчаса раньше, но задержался в «Позе камера иксчейндж», чтобы подготовить комплекты снимков для отправки Кингу, Хафту и Бингэму. Мало ли, вдруг Люси эта женщина незнакома, а один из них ее опознает.
Когда я вошел в кабинет, Вулф сидел за своим столом и потягивал пиво, а Сол расположился в красном кожаном кресле, попивая вино. Слева от него на приставном столике стояла бутылка «Кортон-Шарлемань». Судя по всему, говорили они о литературе; на столе перед Вулфом лежали три книги, а четвертую, раскрытую, он держал в руке. Войдя, я на цыпочках прошел к своему столу, уселся и навострил уши. Да, так и есть – литература. Я встал и направился к двери, но на полпути меня остановил голос Вулфа:
– Что, Арчи?
Я обернулся:
– Не хотелось прерывать ваш интеллектуальный диспут. – Я подошел к Солу. – Порнухой, мистер, не интересуетесь? – И вручил карточки.
– Сегодня она не появлялась, – сказал Сол, рассматривая фотоснимки. Управлялся он с ними столь же ловко, как с карточной колодой. Посмотрев почти половину, он наконец остановился и вынул из пачки одну фотографию, чтобы разглядеть при свете. – Вот она!
Я взял у него снимок. Фотография вышла четкая, причем почти три четверти ее занимало женское лицо, снятое под тем же ракурсом, что и остальные, снизу вверх. Широкий лоб, глаза расставлены нормально, довольно узкий нос, но довольно большой рот, чуть заостренный подбородок. Взгляд устремлен немного вправо.
– А что, она даже миловидная, – сказал я.
– Вполне, – согласился Сол. – Походка, кстати, у нее легкая и пружинистая.
– А все остальное?
– Рост пять футов семь дюймов. Вес около ста двадцати фунтов. Лет тридцать пять – тридцать семь.
– Дай, пожалуйста, конверт. – Сол протянул мне конверт, и я убрал в него все фотографии. – Еще раз извините, что помешал вашей ученой беседе, господа! Мне пора идти. Если понадоблюсь, то номер миссис Вэлдон вам известен.
Начиная с воскресенья наши с Люси отношения были несколько натянутыми. Впрочем, нет, это не совсем точно. Натянутыми были отношения Люси с окружающим миром, а я просто попал под горячую руку. В воскресенье вечером ей позвонил ее адвокат по поводу публикации в «Газетт», а в понедельник днем он пришел обсуждать статью. По мнению адвоката, Люси допустила серьезную промашку, афишируя эту историю, и он не жалел слов, распекая и осуждая Люси. Еще более резко выразилась Лена Гатри, ее лучшая подруга. Телефон Люси буквально обрывали, звонили и друзья, и враги, причем одним из них, судя по замечанию Люси, был Лео Бингэм.
Такая вот ко вторнику сложилась обстановка. Поэтому я ничуть не удивился, когда, после того как Мари Фольц проводила меня наверх в гостиную, мне пришлось прождать там целых полчаса, прежде чем пожаловала хозяйка. Остановившись в трех шагах от меня, она сухо спросила:
– Что-нибудь новое, Арчи?
– Только свежие фотографии, – ответил я. – Сделанные вчера.
– Понятно. Много их?
– Пятьдесят четыре.
– И что, я непременно должна их просмотреть? У меня голова болит.