— Пожалуйста.
— Ш-ш-ш.
— О боже.
— Это из божьих рук.
— Пожалуйста.
— Это из божьих рук.
— Пожалуйста, умоляю, пожалуйста.
— Это в моих руках.
Шираз пронзительно закричала. Металлические пальцы вошли в нее один за другим.
— Вот так.
Пронзительный крик.
— Вот так, вот так.
Пронзительный крик.
— Вот так.
Стон.
— Вот так. Вот так. Вот так.
Шираз затихла.
— Да, да, да, Шираз. О, Шираз, да. О, боже, да. О, Шираз.
На светофоре загорелся зеленый свет. Мервин Нидлмэн тронулся с места и углубился в мысли: «Пит Роз. Все говорят — он слишком стар. Я читал газеты и знаю, что он на десять лет моложе меня. Забавно получается — когда мне было тридцать два или тридцать три, а Пит Роз тогда только начинал играть, я смотрел на него и думал: „Вот он — взрослый человек, а я в сравнении с ним просто ребенок“. Не один Пит Роз, а все бейсболисты. Это оттого, что ребенком считаешь атлетов взрослыми мужчинами. Даже тогда, когда сам становишься мужчиной, продолжаешь воспринимать их так же. Хотя к тому времени, когда тебе исполняется тридцать два-тридцать три, игроки уже моложе тебя. Вот когда исполняется пятьдесят пять-шестьдесят — вот тогда, наверное, будет видна разница в возрасте.
А вот и другой пример — Ева Мария Сейнт. Фильм „Водораздел“. Вышел когда? В пятидесятых. Там она играет девятнадцати-двадцатилетнюю девушку, а Карл Малден — священника. Я потерял голову из-за нее — она была примерно моего возраста, — к нему я относился уважительно из-за роли, которую он играл. И вот пару месяцев назад по телевизору повторно крутят фильм о враче из „зеленых беретов“, убившем, как говорили, жену и детей в шестидесятых годах, как раз после шумихи с Мэнсоном. Впервые я посмотрел его года два назад, но в то время не обратил внимания на некоторые моменты, а именно: Карл Малден в фильме играет отца жены, тестя врача, а кто играет жену, жену Карла Малдена? Ева Мария Сейнт. Это все равно, что нарисовать две кривые, как мы по математике чертили. Одна кривая — это моя жизнь, а другая кривая — Евы Марии Сейнт. Затем чертим еще две кривые: одна кривая — это жизнь Евы Марии Сейнт, а вот эта кривая — я, смотрящий на Еву Марию Сейнт и на прожитые ею годы и сравнивающий ее возраст и мой».
— Не могли бы вы повернуть на светофоре?
— Да, конечно, но ведь вам не сюда. Вы попросили отвезти на автобусную станцию в Порт-Оторэти.
— Можно остановить в середине квартала?
— Да, конечно, но ведь здесь пустырь. На твоем месте, приятель, я бы не пошел пешком в этом месте. Это нехорошее…
— Заглуши двигатель.
— Да ты что? Эй, у тебя что? Пистолет?
— Тебе, наверное, хочется знать, Мервин, больно ли это? Нет, тебе не будет больно.
— Послушай, приятель, я отдам тебе все, что у меня есть, только не…
Глава 17
Ник Айвори лежал навзничь и целился в пустую бутылку «Джим Бим».
— Юный Кристофер Болтон. Два румба. Справа по борту.
Стоя коленом на банкетке перед туалетным столиком, Рэчел водила по стакану трубочкой, скрученной из банкноты.
— Скэлли пришел, — сообщил Кит Болтон. — Вместе с этой женщиной, Сейнт Майкл.
Он стоял в дверном проеме и изображал полное безразличие. На самом деле он здорово переживал из-за того, что в последнее время он не мог без стука входить к Рэчел.
— Входи, Кит, входи. Не стесняйся. Здесь только мы, голые дикари.
Болтон нерешительно вошел в комнату.
— От Скэлли можно ждать неприятностей, я думаю.
— Догадки вносят дополнительную путаницу, Кит. — Рэчел все еще водила по стакану трубочкой. — Скэлли мне нужен. До тех пор, пока у меня не будет своих «мулов», я с ним связана одной веревочкой.
Она раскрутила банкноту. Увидев, что та была достоинством в один доллар, Рэчел скомкала ее и бросила на пол. Она стояла, выпрямившись, прикрыв глаза, чтобы полнее ощутить подъем от принятого наркотика.
Айвори лежал, свернувшись калачиком, не выпуская из рук бутылку.
— В этом есть лирика. Если спокоен я. Стихи писал. Если я не успокоен. Получается, моя радость?
Болтон повел носом, испытывая острое желание принять кокаин, понимая, что во власти Рэчел дать его ему или нет.
— Тебе не стоит злиться из-за Грейс. То, что с ней произошло, уже в прошлом. Это было чистой случайностью. Откуда мне было знать, что разобьют ее фургон?
Рэчел склонила правое и затем левое плечо, и ее шелковая сорочка плавно опустилась на пол — так растекается по столу вино. Она критически осмотрела себя в зеркале, потрогала бледные соски кончиками пальцев.
— Случайные вещи происходят с теми, кто к ним склонен.
— Опять лирика пошла, — прокомментировал Айвори. — Тебя как прорвало на нее, Рэч.
— Но ведь мы получили, что хотели, разве не так? — Болтону вдруг стало жарко. Он часто потел в последнее время. Особенно с тех пор, как Рэчел стала употреблять местоимение «я», а не «мы», как она это делала раньше. — Я хочу сказать, мы теперь основные игроки, не так ли? Мы ведь этого добивались? Все оборачивается как нельзя лучше, как ты считаешь?
Рэчел рывком распахнула створки платяного шкафа, стала перед ним, упершись руками в бока, и поглядела на одежду, как бы говоря: «Ну-с?..».