Мысли Гвинет понемногу начинали путаться, расплываться, и вскоре она тихо уснула с улыбкой на губах.
Глава 15
Никто не удивился тому, что в тот вечер Гвинет ушла в свою спальню сразу после ужина, сославшись на усталость. Уснуть сразу, однако, ей не удалось, — ее держали в плену воспоминания, всплывавшие одно за другим из глубин ее памяти. Гвинет позвонила Мэдди и попросила принести ей глинтвейна. Только выпив большую чашку горячего напитка, она почувствовала некоторое облегчение и вскоре ненадолго забылась неспокойным сном. Ей снилось, что она идет домой, на Саттон-Роу, из библиотеки, неся в руке голубое пальто. Затем дорога, по которой она шла, неожиданно превратилась в лабиринт, и сердце Гвинет тревожно забилось в груди. За спиной она чувствовала чье-то дыхание, слышала тяжелые шаги. Гвинет хотела побежать, но ноги не слушались ее, хотела закричать, но с ее губ не слетало ни звука. Он опять выследил ее, он снова был здесь. Далеко впереди показался проход, зияющий прямо в стене лабиринта, и Гвинет поспешила туда, чтобы спастись. Кожа ее стала влажной от пота, дыхание участилось, но она продолжала идти вперед, едва переставляя ноги. Каждый шаг давался ей с трудом, но Гвинет понимала, что, если она остановится, на ее шее вновь сомкнутся стальные пальцы убийцы. И она все-таки сумела добраться до спасительного выхода.
Спасена? Нет. По другую сторону прохода оказался обрыв, и теперь Гвинет оказалась на самом краю отвесной скалы. Она обернулась и увидела, что лабиринт уже не лабиринт, а Хэддоу-Холл. Гвинет в отчаянии закричала, но в ту же секунду сильные пальцы схватили ее за горло, принялись душить, и она полетела… полетела…
Гвинет проснулась от собственного крика — в промокшей от пота ночной рубашке, с сильно бьющимся сердцем. Она несколько раз глубоко вздохнула, стараясь прийти в себя.
Немного успокоившись, она соскочила с постели и направилась к шкафу. Нашла свежую ночную рубашку, переоделась, набросила сверху халат и, пошарив на каминной полке, нашла и зажгла свечу. Часы показывали далеко за полночь. В доме царила тишина, только ветер, дувший с моря, скрипел оконными ставнями и бился в стекла.
Гвинет подошла к окну, отодвинула занавески и выглянула наружу. Ночь была безлунной, но у входа горели фонари, разгоняя мрак. Гвинет присела на подоконник, прикрыла глаза, и в ее голове вновь замелькали воспоминания, словно стеклышки в калейдоскопе.
Воспоминания. Они вернулись к ней. Они не умирали, а лишь дремали в глубине ее памяти и ждали своей минуты.
Древняя история. Призраки прошлого.
Ей было тогда восемнадцать лет, и она сидела на этом самом подоконнике, вглядываясь в ночную тьму, из которой доносились крики гуляк — такие громкие, что их, наверное, было слышно даже в Брайтоне. Заводилой, разумеется, был Джесон. Он уже несколько дней отмечал свой день рождения, пригласив в Хэддоу своих друзей — молодых самоуверенных людей с жестоким блеском в глазах — и юных леди. Впрочем, по мнению бабушки Рэдли, называться леди эти девушки могли разве что в силу своего происхождения, но уж никак не по поведению. Она даже придумала для них хлесткое словцо — позерки. Правда, так бабушка называла этих девиц только за глаза, поскольку была вынуждена уступить требованиям Джорджа не вмешиваться в дела брата. А Джордж, как известно, был тогда хозяином Хэддоу.
Правда, поддерживать мир в семье заставляла Джорджа не только братская любовь. А точнее сказать, совсем другая любовь. В то время Джордж был без ума от одной из авантюристок, миссис Ли Грэнджер, и ухлестывал за ней напропалую, не останавливаясь ни перед чем ради того, чтобы добиться от нее взаимности. В ход шло все, что только приходило в воспаленную от любви голову Джорджа, — и поездки в Брайтон, и ночные пирушки на берегу моря, и что-то еще. Что именно, Гвинет не знала, потому что Джордж и Джесон никогда не приглашали ее в свою компанию.
Друзей Джесона она видела только мельком — за завтраком или во время верховой прогулки вокруг Хэддоу. Правда, даже этих коротких наблюдений Гвинет хватило для того, чтобы понять, что и в отсутствии мистера Грэнджера у Джорджа есть серьезный конкурент в борьбе за благосклонность миссис Ли — его собственный брат.
Как Гвинет хотелось тогда, чтобы во время прогулки из-за поворота вдруг показался мистер Грэнджер и увел бы подальше отсюда свою смазливую женушку! Из всех подружек Джесона Гвинет сильнее всего ненавидела именно ее, красавицу Ли. Гвинет бесило, когда миссис Грэнджер начинала обращаться с ней как с малолетней школьницей. Причем как она это делала! Спокойно, с тайной издевкой, с вечной улыбочкой в уголках пухлых губ… Это было похоже на игру кошки с мышкой, и мышкой была, разумеется, Гвинет.