Погоня за призраком: Опыт режиссерского анализа трагедии Шекспира "Гамлет"

Что человек может предпринять для преодоления этого отчаянного, болезненного состояния? — Можно пытаться взять себя в руки, мобилизоваться. Гамлет это и делает. Но на смену решимости тут же приходит приступ тоски. И на борьбу с тоской, с отчаянием — разум бросает единственное спасительное оружие, способное разрушить самую сильную эмоцию. Это оружие – ирония. «Быть или не быть...» — монолог, насквозь пронизанный иронией. Откуда такая уверенность? — Прежде всего, из понимания характера принца, из собственного опыта и из ощущения ситуации, в которой сейчас находится Гамлет. А уж потом, благодаря этому взгляду «изнутри», мы получаем возможность, взяв текст в руки, увидеть, что все, написанное Шекспиром, абсолютно соответствует таким образом понятой нами внутренней жизни датского принца. От уверенности в необходимости «восстать, вооружиться, победить или погибнуть»... он бросается в противоположность: «Умереть. Забыться». И вот, дойдя до этой крайней черты, принц начинает издеваться над самой идеей самоубийства. Не может Гамлет всерьез отождествлять себя с теми, кто сносит «униженья века. Неправду угнетателя, вельмож заносчивость, отринутое чувство, Нескорый суд и более всего насмешки недостойных над достойным....», — ему-то самому эти чувства не знакомы, он смотрит на них со стороны, точнее сверху. Он сам, не испытавший ни одного из перечисленных положений, может только издеваться над теми, кто из-за таких пустяков, которые не более, чем мысль, поддаются слабости и мечтают избавиться от земных мучений. Но еще смешнее то, что и на этот шаг отчаяния у них не хватает решимости, ибо неизвестность того, что находится за гранью жизни, страх перед небытием, т.е. опять таки мысль – «склоняет волю». И, чтобы не быть похожими на всех этих «нищих», мы — монархи и герои — не имеем права рассуждать, мысль должна быть изгнана! Гамлет не хочет иметь ничего общего с теми, кто под воздействием мысли становятся трусами. Он не упускает свой идеал — отца. Уж отец-то ни от какой мысли не пришел бы в отчаяние.

Но не так просто преодолеть нервную дрожь, задушить свое чувство. Поэтому Гамлет все время, после репетиции «Мышеловки», бродит по замку и уговаривает себя, и растравляет свое самолюбие. «Быть или не быть...» — не законченный и целостный монолог, а только малая часть того потока обрывков мыслей и слов, которую позволил нам услышать драматург. Поэтому у нас первые слова монолога звучат из-за кулис, как продолжение бесконечного круговорота восклицаний и полубредовых рассуждений. И прерывается монолог отнюдь не решением Гамлета, как можно истолковать этот вскрик: «Но довольно!» (в монологе нет никакого решения, открытия или другого поворота), а появлением Офелии, которое и нарушило безостановочный цикличный ход мыслей принца...

Нимфа

Какая ироническая двусмысленность заложена в обращении Гамлета к Офелии!

 — Офелия! О радость! Помяни

 Мои грехи в своих молитвах, нимфа.

— Можно поверить, что «радость» — вполне искреннее восклицание, что «Помяни мои грехи»... — относится к молитвеннику, который сунул в руки дочке Полоний, да и, действительно, грехов у принца предостаточно, и грехи эти даже могут его сейчас мучить. Но при чем тут «нимфа»? – Нимфы — в греческой мифологии — мелкие богини, олицетворяющие различные природные силы. (Дальше Офелию будет преследовать эта ее роковая «природность»:

— Сперва

Ее держало платье, раздуваясь,

И, как русалку, поверху несло.

Она из старых песен что-то пела,

Как бы не ведая своей беды

Или как существо речной породы.)

Какое поразительное сочетание: молитва и нимфа — языческая, природная, манящая, соблазнительная сила! Какие молитвы могут быть у нее!

Смысл здесь явный! — Соблазнительница!

Сейчас, когда Гамлету нужно быть твердым, когда он — в который раз! — отрекся от всего человеческого и человечного, даже от права мыслить, появление Офелии не может быть воспринято им иначе. При этом оба начала — и божественное и плотское — в равной степени враждебны делу принца: любовь, как бы она ни проявляла себя, несовместима с местью. А потому, конечно, — «Ступай в монастырь».

Но и соблазн велик. Вот она рядом, только протянул руку. Милая, прекрасная, любящая. И все-то ее секреты написаны на лице. Понятно, что злая игра Гамлета с Полонием дала свои результаты: ей разрешили свидание, более того, — ей разрешили надеяться...