Оказалось, что под плеск волн снятся сладкие сны. Наверное, впервые за месяц с небольшим я спала, ни разу не проснувшись от кошмаров. Возможно, разгадка была в том, что я наконец перестала ждать и начала действовать. А может, морской воздух оказался подобен лекарю. Я выспалась и даже встала с улыбкой, несмотря на ужасную брань, несшуюся с палубы. Поджав губы, напомнила себе, что мои нравоучения здесь ни к чему и я дала слово ни во что не вмешиваться.
Поднявшись с койки, я огляделась и тяжело вздохнула. В Маринеле я лишилась водопровода, который был в отчем доме. На корабле я лишилась горячей воды и прислуги. Впрочем, вопрос с водой я вчера не затронула, а капитан Лоет не спешил озаботиться моими нуждами. Все, чего меня вчера удостоил пират, – это ужин в его каюте. Не буду кривить душой, умением вести себя за столом капитан меня приятно поразил, как и умением поддерживать светскую беседу. И если бы он не сдабривал свою речь пренебрежительным «дамочка», я могла бы сказать, что господин Лоет – воспитанный человек. Но стоило ему проводить меня до отведенной мне каюты, как с палубы понеслись такие отвратительные ругательства, когда он что-то пытался объяснить своим людям, что приятное впечатление от вечера испарилось вовсе.
Еще одним открытием стало то, что я не страдаю морской болезнью. Я переносила наше плавание легко, а вот Эрмин почти не отлипал от борта. Цвет его лица все более походил на цвет морских волн. Он жалобно смотрел на меня и, кажется, очень жалел о своей ответственности.
– Рычишь, щенок? – вроде даже ласково спросил Эрмина боцман – господин Даэль. – Ничего, все дерьмо выблюешь и станешь морским волком.
Я закрыла уши и удалилась в свою каюту.
Умывшись холодной водой (кувшин и медный таз стояли в моей каюте с вечера), я оделась, собрала волосы в пучок на затылке и вышла на палубу. Мне предстала невероятная картина. Кок Самель, сжав в руке уже знакомый мне огромный нож, орал во всю мощь легких, указывая на коряво нарисованные на большом листе бумаги буквы.
– «А», ушлепки! Это буква «А»! «Адышка», уяснили? «Б», – для примера он привел столь неприличное слово, что его значения я даже не поняла. – «В» – «ворье»! Кто украл колбасу, поганцы? Говорите лучше сразу, пока я искать не начал!
– Господин Самель, – позвала я. Он вздрогнул и обернулся. Лицо великана стало вдруг пунцовым, и мужчина опустил взгляд, бормоча извинения. – Одышка, – все-таки поправила я его, – начинается на букву «О».
– На «О» у меня было «отродье», – скромно ответил он.
– Вы еще не знаете, что у него на букву «Х», – услышала я веселый голос капитана Лоета. – Впрочем, вы даже не догадаетесь, что этот орган можно так назвать. Доброе утро, дамочка.
Я повернула голову и узрела самого говорившего. Капитан сидел на большой бочке, подтянув колено к груди. Его нездоровый глаз сегодня скрывала повязка. На теле Лоета была лишь белая рубашка с распахнутым воротом, несмотря на прохладный ветер. Мужчина явно получал удовольствие от происходившего. Так как мне некуда было себя деть, я направилась к пирату.
– Самель, а как писать «б…»? – задал вопрос один из матросов, озадаченно глядя на кока.
– Завяжи свой грязный язык на узел, Кузнечик! – заорал на него великан. – Здесь дама!
– А что сразу Кузнечик?! – возмутился матрос. – Ты говоришь, я записываю.
– Да что ты там можешь записать, выблевыш? – кок страшно навис над мужчиной. Затем неожиданно замер и принюхался.
– Да не жрал я твою колбасу! – заорал в ответ Кузнечик. – Даже не видел ее.
– Ты и с закрытыми глазами мог сожрать. Залил, небось, зенки? – не отставал Самель.
– Капитан! – матрос возмущенно посмотрел на Лоета.
– Самель, отвали, – лениво произнес тот, и кок вернулся на свое место.
– Вы их защищаете, а колбасы нет. Чем я мадам накормлю? – пробубнил великан. – Худая вон какая, кожа да кости. И в чем душа держится? Придурки, «душа» – это «Д»!
– Вы положительно влияете на Самеля, – отметил Лоет. – До вашего появления на «Д» у него было «дерь…»
– Не надо, прошу вас, – взмолилась я.
– И то правда, – кивнул капитан и одним гибким движением слез с бочки. – На сегодня достаточно. Самель, принеси завтрак в мою каюту.
– Так жрали же уже, – возмутился кок.
– Прошу прощения, мадам Литин, – сказал Лоет и направился к великану.
Я с интересом смотрела, как капитан положил руку на плечо Самелю, хотя смотрелось это больше, что он повис на Самеле, что-то тихо и отрывисто говоря ему. Кок сник и послушно поплелся за Лоетом, отпустившим его. А Кузнечик злорадно ухмыльнулся:
– Нарвался Мясник.
Я болезненно поморщилась и самостоятельно ушла в каюту капитана. Ее расположение я прекрасно знала. Здесь и осталась в ожидании господина Лоета. Явился капитан не менее чем через четверть часа. Он был невозмутим, впрочем, как и все то время, что я имела сомнительную честь знать его. Следом за капитаном шел кок. Он нес на подносе завтрак. Ухо Самеля было подозрительно красным и сильно оттопыривалось, а под глазом наливался синяк.