Ирина обошла стеллаж и осторожно выглянула. Рядом с симпатичной продавщицей стояла женщина и разглядывала ряды многочисленных кастрюль. Все кастрюли были дорогие, из нержавеющей стали, с двойным, а то и тройным дном. Были кастрюли большие и маленькие, были блестящие и матовые, с металлическими и стеклянными крышками, с одной ручкой и с двумя, продавались они в наборах и в розницу – словом, в этом отделе было такое изобилие кастрюль, что неподготовленный человек терялся и мог ненадолго забыть, зачем он собственно сюда пришел. Правда, к женщине похоже это не относилось – судя по тону, она твердо знала чего хочет – купить кастрюли, причем самые лучшие.
У Ирины была только одна такая целеустремленная знакомая – Жанна Ташьян. И голос вроде бы похож… но сам облик, и потом, эти кастрюли… Перефразируя классика, можно сказать, что Жанна и кастрюли – две вещи несовместные.
В это время продавщица развернула женщину, чтобы продемонстрировать еще некоторые образцы, и Ирина, увидев знакомый профиль, воскликнула:
– Жанка! Ты что тут делаешь?
Женщина повернулась в ее сторону. Это точно была Жанна. Да полно, Жанна ли? Ирина не могла поверить собственным глазам. Где яркие, преимущественно красные костюмы очень смелых, даже вызывающих фасонов? Где неизменная принадлежность каждой деловой женщины – дорогой изящный портфель из кожи антилопы?
Где туфли на умопомрачительно высоком каблуке? Где, наконец, тонны серебряных украшений, которые подруга навешивала на себя с упорством, достойным лучшего применения?
Ничего этого Ирина не увидела. Перед ней стояла женщина в романтическом наряде – что-то длинное, воздушное и развевающееся. Косметика дорогая, но не так бросающаяся в глаза, в руках обычная дамская сумочка.
Узнав Ирину, Жанна не смогла совладать с собственным лицом, его так перекосило, что Ирина сразу поняла – подруга не хочет ее видеть. Но удивление было столь велико, что Ирина наступила на горло собственной тактичности и решила вызвать Жанну на разговор.
– Что ты тут делаешь? Выбираешь кастрюли кому-то в подарок? – полюбопытствовала она.
Жанна не ответила, но Ирина не отставала:
– Еле-еле тебя узнала. Ты решила сменить имидж? Откровенно говоря, давно пора, эти вызывающие костюмы тебя не слишком молодили… А уж про серебряные мониста я молчу…
Очевидно, Жанна опомнилась, потому что вдруг она резко прижала Ирину к стеллажу.
– Слушай, что тебе от меня надо? – прошипела она. – Ты что – следишь за мной, что ли?
– Я? – изумилась Ирина. – Слежу? Да я в магазин зашла, за продуктами. Я, между прочим, тут живу рядом, ты не знала?
– Слушай, будь человеком, оставь меня в покое, ладно, – шипела Жанна, не слушая, – ну, не могу я сейчас с вами возиться!
– Что значит возиться? – в свою очередь рассердилась Ирина. – Когда это ты со мной возилась? А насчет Кати…
– Ты просила привести психиатра – я привела! – отрубила Жанна. – А то, что он Катьке не помог, так может, это вообще не лечится!
– Да нет, тут другое, я думаю, что дело-то и вправду нечисто, – Ирина взяла себя в руки и говорила более рассудительно, – знаешь, с нами столько всего произошло…
– Отстаньте все от меня! – рявкнула Жанна, повернулась на каблуках и пошла прочь, едва не своротив кастрюли с полки.
Теперь уже волком смотрела на Ирину продавщица, у которой сорвалась большая покупка.
– Черт знает что! – сказала Ирина. – Жанка совершенно обнаглела – так разговаривать! Но что все-таки с ней происходит? Неужели и правда влюбилась? Ну, если любовь так меняет человека, то зачем это все нужно?…
– Дама! – раздраженно перебила ее продавщица. – Вы так и будете стоять у кастрюль и разговаривать сами с собой?
– С таким отношением вы всех покупателей распугаете! – огрызнулась Ирина и пошла к кассам.
Валентина Васильевна Куропаткина, в принципе, жизнью своей была довольна. Еще бы ей не радоваться, когда судьба на закате жизни поднесла ей нежданный подарочек!
А все сынок Васенька – не зря растила, ночей не спала…
Поначалу-то ничего хорошего Валентина от сына не получила. Вырос Васенька, отслужил в армии, Валентина Васильевна ждала его с нетерпением, печку в избе побелила, полы суриком покрасила. Только не дождалась, потому что вместо сына получила письмо – так, мол, и так, не желаю, пишет сын, всю жизнь в грязи копаться, не вернусь в родную деревню. Это он, паршивец, так про землю свою кровную говорит, – «в грязи»…