Погоня за злом

Под ногой хрустнуло стекло и старые доски пола скрипнули, когда я ступила через разбитую раму на веранде. Внутри царила полутьма, и пахло сыростью, и каким-то старым тухлым запахом, который бывает в деревнях в старых домах. У стены с осыпавшейся побелкой стоял сломанный старый холодильник, весь покрытый ржавчиной. Его недра сплошняком затянуты паутиной. Рядом лежали на боку два рассохшихся табурета, во времена своей молодости бывшие белыми, а сейчас покрытые то ли пылью, то ли грязью, придававшими им грязно-серый оттенок.

С веранды вели три двери — одна на улицу, запертая снаружи ржавым висячим замком, другая, похоже, в кладовку и третья непосредственно в дом. Я решила осмотреться, и отчаянно скрипя половицами прошла в дом. Картина внутри царила самая неприглядная. В этом месте давно никто не жил, да и жить здесь было практически невозможно. Зачем сюда приехала наркоманка, покончившая с собой, тем более зимой, трудно было понять, наверное, превратности судьбы прижали так, что деваться было некуда, и она согласна была даже на такое пристанище.

В тесной кухоньке кирпичная печка провалилась внутрь, а плита давно была украдена сборщиками металлолома. Стол наполовину сломан, и похоже, частью сожжён в печке, когда она ещё была более менее жива. В углу, за печкой, темнел сваленный в кучу какой-то непонятный хлам, какая-то то ли ветошь, то ли рваньё, а на стене, некогда покрашенной синей масляной краской, ныне облупившейся грязными ошмётками, висел старый сломанный пластиковый рукомойник. Ничего интересного тут не было, да в принципе, и быть не могло.

В зале и комнатах царили точно такие же разруха и запущенность. Отчаянно воняло сыростью, плесенью и каким-то нежилым, могильно-земляным запахом. Небольшой ветерок задувал через разбитые окна, заколоченные досками и сюда иногда доносились мирные звуки — смех детей, шум проезжающих машин, мычание коров, человеческие разговоры. Где-то совсем недалеко, в паре метров от дома, проходила деревенская улица, отделённая от него зарослями крапивы и разросшимися кустарниками, а казалось, что между ними километры — огромной казалась пропасть между миром смерти и миром жизни. Эта разница ощущалась так чётко и явственно, что у меня пробежал холодок по спине. Я вдруг осознала, что в сущности, залезла в склеп, в могилу, где всё ещё живёт нечто. Нечто такое, что боится света и тепла. Нечто такое, чему по душе тьма и замогильный холод.

Я включила фонарь, и решила осмотреть чердак, ход на который вёл через кладовку. Дверь туда висела на одной петле, другая была вырвана с мясом, и болталась на ржавых шурупах. В кладовке валялся какой-то истлевший хлам — остатки зипунов, фуфаек, гнилые кирзовые сапоги, какие-то доски, бывшие раньше мебелью. Луч фонаря скользнул в потолок, где зияла чёрная дыра лаза на чердак. В непроглядной тьме виднелись стропила, балки, на которых держалась кровля, но дальше ничего не видно. Я прыгнула, ухватилась руками за доску, обрамлявшую лаз, и подтянувшись, влезла в проём.

Тут же мне почудился какой-то шорох сбоку. Рывком выдернув пистолет из-под куртки, я направила фонарь в сторону шума, и моё сердце бешено забилось — за печной трубой что-то было, но вглядевшись, я поняла что тревога не имеет оснований — на верёвке уже несколько лет висел старый прорезиненный плащ, в каких пастухи пасут коров. Больше тут ничего не было. Под ногами шелестела старая плёнка, на которой сушили лук и чеснок, шелуха от которых, истлевшая в пыль, шуршала под ногами.

Кое-где через шифер пробивались слабые лучи света, но оттого более непроглядной казалась тьма вокруг. Подняв фонарь, я осветила балку, на которой нашли висящее тело наркоманки. До сих пор вокруг балки была перекинута завязанная крепким узлом верёвка, со следами перерезавшего его ножа полицейского, снимавшего тело, а в воздухе ощущался сладковатый трупный запашок. Под остатком верёвки темнело пятно, по видимому какая-то давно высохшая жидкость. Ничего интересного тут не было, кроме того узла, на котором крепилась верёвка. Такой крепко затянутый узел явно не могла затянуть слабая женская рука, и над этим стоило поразмышлять. Так же как и над тем, как наркоманка могла забраться сюда без лестницы — разве что обладая хорошей физической подготовкой, что было весьма маловероятно.

Я повернулась к лазу, чтобы спуститься вниз, и тут услышала некий слабый звук, доносившийся снизу, из дома. И его нельзя было спутать ни с чем. Внизу кто-то ходил взад-вперёд, бездумно и слепо, похоже, из угла в угол. И в этом равномерном движении было нечто такое тёмное и зловещее, что я невольно вздрогнула, и замерла во тьме, невольно выключив фонарь и затаившись. Однако делать было нечего. Надо проверить что там наматывало круги по комнате.