Поговорим о демографии

— Как же понимать тогда слова специалистов: воздействие на стареющий организм биологически активными веществами, фармакологическими средствами «приобретает сегодня наибольшее практическое значение»?

— Для медицины! С позиций ее сегодняшних возможностей. Другие пути к здоровому активному долголетию не менее важны, но более трудны.

— Какой же путь ведет к продлению жизни далеко за нынешние нормы, к биологическим пределам?

— Здесь наибольшие надежды возлагаются на генетику и другие области биологии. И тем не менее это не только биологическая проблема, но еще и социальная, а значит, и демографическая.

…Лучшие годы он растранжирил в поисках своего «Ойлдорадо». А к старости вдруг почувствовал неуемную жажду жизни, еще более мучительную, чем некогда одолевавшая его жажда наживы. Уповать на судьбу? Нет, это не для таких, как он, миллиардер, некоронованный король финансово-нефтяной империи.

Приступив к делу с привычной расчетливостью банкира, он точно, словно проценты с капитала, начислил себе годы предстоящей жизни, чтобы получилась кругленькая сумма в 100 лет. Не меньше. Дотянуть до своего векового юбилея во что бы то ни стало — эго превратилось в идефикс, подчинивший себе все иные помыслы. Ради его осуществления он делал все возможное. Оградил себя от всех и всяческих опасностей. Поселился в специально оборудованных комнатах с благоприятным микроклиматом, с противоинфекционной изоляцией; соблюдал все предписания своих лейб-медиков, не останавливаясь ни перед какими затратами.

План остался, как говорится, недовыполненным, даром что принадлежал человеку, казавшемуся всесильным. В 1937 году Дж. Рокфеллер отправился к праотцам, когда ему стукнуло 98 лет. Впрочем, и это был более чем завидный результат: он намного перекрывал среднюю продолжительность жизни простых смертных, работавших на промыслах американского нефтяного магната.

А незадолго до того — в 1934 году — в одном из захудалых стамбульских госпиталей скончался некий Заро Ага. Простой турецкий крестьянин, он не был ни богачом, ни даже мало-мальски состоятельным человеком. И, понятно, не мог держать при себе персональных лекарей, даже если бы захотел. Впрочем, ему и в голову не могло прийти такое — самому отмерить себе век и подчинить борьбе с судьбой все свое существование. Он просто жил да был. И дожил до 100. Потом до 150. Наконец, до 156 лет, пока не прибрал его аллах.

Да, он просто жил да был, не зная треволнений той алчности, которая заставляет иных рисковать здоровьем и жизнью в погоне за золотым тельцом. Не обладая ни предпринимательской жилкой, ни какими-либо особыми дарованиями, Заро Ага влачил существование работяги, отнюдь не оранжерейное. Какие уж там тепличные условия, если ты турецкий крестьянин да еще глава большой семьи!

Будучи 13 раз женат, Заро Ага имел 25 детей. Забот всегда хватало. Однако и в повседневных хлопотах он не утрачивал душевного равновесия, всегда отличался спокойным нравом и жизнерадостным мироощущением, смотрел на вещи просто, не мудрствуя лукаво. Жизнь вел размеренную, без излишеств. Правда, покуривал, но не очень много. К алкоголю не имел ни малейшего пристрастия. В еде был непритязателен, мясо не любил, предпочитая ему овощи и фрукты, довольствовался зачастую простоквашей с лепешками, не отказывался от сладостей — традиционных восточных лакомств.

Но и по образу жизни, и даже по натуре своей Заро Ага мало чем отличался от многих односельчан и других соотечественников, которые в схожих условиях прожили гораздо меньше! Например, от собственного сына, который умер своей смертью в 90-летнем возрасте. А средняя продолжительность жизни в аграрной, сплошь крестьянской Турции не превышала тогда 40 лет, то есть была заметно ниже, чем в высокоиндустриализованных Соединенных Штатах.

Чем же объяснить столь значительные различия? Почему одни люди, нимало не стремясь к каким-либо рекордам долголетия, благополучно свершают полуторавековой путь, а другие, несмотря на все старания, не доживают и до 100?

Долгожитель — уникум по физиологическим особенностям своего организма, исключение того же порядка, что и гений по своим умственным и творческим данным в сравнении с обычными людьми, поясняет профессор Д. Чеботарев. Весьма вероятно, что потом мы продлим людской век за 100 лет, когда научимся воздействовать на генетический аппарат человека. А пока — 100 лет. И то, к сожалению, теоретически…

А практически?