Она встала и, шлепая босыми ногами, направилась к рабочему столу, чтобы найти те два письма, которые она получила от своего «самого страстного поклонника. Они лежали в выдвижном ящике. Распечатав их, она стала раздумывать над тем, кто же мог быть ее поклонник. Последнее письмо, доставленное на радиостанцию лично, было столь же безобидным, как и первое, это ее все же смутно тревожило. Во-первых, то, что ни первом, ни в другом письме не было подписи, а во-вторых, автор этих строк с какой-то особой тщательностью подбирал слова:
Любой человек мог оставить для нее письмо на столе, и никто бы никогда ни о чем у него не стал спрашивать, да и послание тоже не вызвало бы никакого подозрения, поэтому Шеннон раздумывала над тем, стоит ли ей что-то предпринимать или нет. Пожалуй, следует поговорить с Биллом, может быть, он что-нибудь подскажет. Кажется, это стихи из песен, а если кто и разбирается в музыке, так это Билл. Но Шеннон все же сомневалась, стоило ли нестись к кому бы то ни было из-за пары глупых стишков. Она решила просто подождать и посмотреть, что будет дальше.
Часы показывали пять часов утра. Шеннон подняла жалюзи в спальне, не желая пропускать минуты приближающегося восхода солнца, и уютно устроилась в постели с недавно вышедшим романом Сью Графтон.
Глава 4
Когда Шеннон прибыла на радиостанцию, чтобы записать рекламные ролики для «Клуба одиноких сердец», она твердо решила, что будет сохранять абсолютное спокойствие. Всю дорогу до Тампы она внушала себе, что следует вести себя вежливо и профессионально, независимо от того, насколько близко окажется Блейк.
В тот день она обнаружила, что его отсутствие так тягостно действует на нее, как и его присутствие. Каждый раз, когда кто-нибудь приближался, она в страхе вскакивала то от мысли, что это может быть он, то — что может быть не он, пока не почувствовала, что от сдерживаемого напряжения у нее вот-вот начнется истерика, только перед самым уходом со студии она поняла: все волнения были напрасны.
В комнате контроля, куда Шеннон принесла только что записанные картриджи с рекламой, чтобы положить их на полку для радиоэфира, она столкнулась с возбужденной Ингрид.
— Боже, как я устала! — даже не поздоровавшись воскликнула та.
— Я тоже рада тебя видеть, Ингрид. Отличный сегодня денек!
Но Ингрид, которая была слишком взволнована, чтобы заметить саркастический тон Шеннон, продолжала говорить о своем:
— Этот Блейк Рамзи — настоящий клад. Он собрал всех сотрудников вместе и познакомился с каждым из них в режиме нон-стоп. Должна тебе сказать, он знает, как держать дистанцию с подчиненными.
— Хм, ты и в самом деле выглядишь усталой, — нарочито безразличным тоном заметила Шеннон.
Ингрид взяла папку со своим текстом и устремила к выходу, добавив напоследок:
— Блейк уехал сегодня утром в Нью-Йорк. У него на радиостанции что-то случилось с диджеем, ведущим утреннюю передачу, и Блейк собирается подменить его пока не найдет кого-нибудь еще. Но представляешь, сегодня весь день сюда звонит, то из машины, то из самолета, то из аэропорта, и все раздает указания. Уже набралась целая куча дел, которые нужно сделать, пока его нет. Это называется «человек уехал».
— Бедная Ингрид. — Шеннон попыталась произнести это сочувствующим тоном. — И когда он вернется?
— Не знаю. Не слишком скоро, если тебя это действительно интересует. Он что-то говорил о том, что постарается успеть к твоей рекламной фотосессии. Да, он, между прочим, просил, чтобы тебя позвали к телефону во время одного из своих звонков, но тебя сегодня что-то совсем не было видно, мне и в голову не пришло, что ты здесь.
Шеннон уныло подумала, что ее попытки укрыться от посторонних глаз оказались очень даже эффективными.
— Ну, мне пора бежать. Отдохнуть не получится.
И Ингрид помчалась на свое рабочее место, на ходу подводя часы.
Шеннон легкой походкой шла по пустынному зданию радиостанции, пытаясь осмыслить услышанное и взять под контроль свои эмоции. Хоть ей и стыдно себе в этом признаться, но за полтора года жизни с Греггом и еще год жизни без него она никогда не испытывала такого волнения, которое наступало каждый раз, когда она даже просто думала о Блейке Рамзи. И хотя Шеннон молила Бога от избавления от этих мук, сознание того, что она не увидит Блейка некоторое время, наполнило ее чувством горького одиночества.