Поговорим о странностях любви

Лучше я тебя причешу, как эту, ну, что на Веры Сергеевны дочку похожа, ага: Мирей Матье. Вот так, вот так. А здесь на уши. А? Знаешь, ты вполне еще ничего. Ей-богу! Мы этим мужикам покажем, да? И я тоже. Найду себе старичка, чистенького, бодренького, вместе в парк будем ходить, на уколы. Или сидеть дома. Я ему банки, он мне горчичники. Красота! Нет, наверно, надо тоже разносить телеграммы. Но только поздравительные. Зачем портить людям настроение? Ну, иди, тебе пора. Иди, а я прилягу. Устала. Иди, Маську поцелуй за меня. И звони, слышишь? Ф-фу. Ф-фу. Ушла. Идет по лестнице. Вышла во двор. О, господи! Оля! Оленька! Вернись! Вернись! Ну вот, я так и знала. Зонтик-то забыла!

III

Уважаемая тов. Батыгина О. М.!

Довожу до Вашего сведения, что в настоящее время ртуть, выпрыгнувшая от жары из термометров, растеклась по барханам, вследствие чего местность неузнаваемо изменилась и географические карты срочно переделываются. До окончания переработки Куня-Ургенчское районо вынуждено перенести экзамен по географии на осень. Если и к этому времени ртутные реки не удастся нанести на карты или вернуть назад в термометры, экзамен будет заменен заочным турниром по хоккею со школьниками Заполярья, однако без внесения его результатов в годовой табель. Короче: с утра в тени было тридцать восемь. Сколько сейчас, не знаю, — тени нет. Согласитесь, тов. Батыгина, пардон, уже снова Калинчак: в такую погоду бить шурфы неэтично. И вообще первую неделю у меня было ощущение, что вот-вот я прокопаю планету насквозь и, путаясь в порванных меридианах, вылезу на поверхность где-нибудь в Каракасе.

Однако на двух с чем-то метрах дали отбой: обнаружилась подошва фундамента. Его закладывала одна цивилизация, стены ставила другая, третья пыталась их поджечь, и теперь мы, четвертая, уточняем все для пятой. К счастью, попадается много черепушек. По ним можно датировать эпохи с точностью плюс-минус два шаха. Если бы Вы, Ольга Михайловна, посмотрели, какая это нежная и муторная работа, то прежде чем кокнуть очередную чашку, нацарапали бы на ней число, свою фамилию и основные данные о своей эпохе. А пока скромные труженики археологии вынуждены кропотливо исследовать пыль веков на переднем крае науки. Степа Самохин и Колька Примус наисследовались и заползли в палатку. У них сегодня принципиальная встреча в кинга. Колька уже проиграл целое море пива, и Степа почти стоит одной ногой на борту белопенной кружки, чтобы объезжать свои новые владения. Правда, до ближайшего пива километров триста по барханам, но Степа Самохин — человек большой мечты.

После обеда я сменил лопату на «Зоркий»: в последний момент подкинули еще полставки, чтобы делал съемки раскопок. Теперь я полтора землекопа, призрак из задачника, который вдруг является в тетради двоечникам. Где вы, вторые полставки? Не на это ли намекал старикаша Платон, который считал, что и женщина, и мужчина суть всего полчеловека, обреченные на поиски своей половины? О, нищета философии, о, мудрость штатного расписания!

Вот так и живем, Ольга Михайловна. Наука раздвигает горизонты. Уважаемые товарищи, сообщите, пожалуйста, понравилась ли вам наша жизнь. Свои отзывы и пожелания направляйте по адресу: Заунгузские Каракумы, 248-й бархан слева, кричать два раза. Или просто: «До востребования, Дэв-Кэскен, сиречь Крепость зарезавшегося дьявола». Воображение рисует нам, товарищи, щербатые крепостные стены и мрачный полубездонный колодец. Молодец, воображение, садись, пять. Вот они, щербатые, вот он, мрачный. Вчера мы лазили в него, там метров сорок глубины. Когда-то в этом колодце хранили воду на случай осады, потом вода смекнула, что осады не будет, и высохла, а дно заполнилось черепашьими панцирями — Маке хватило бы играть лет на сто. Что еще должно быть в Крепости зарезавшегося дьявола? Верно, товарищи: во́роны. Цып-цып, мои черненькие! Каркают так, что транзистора не слышно. Кстати, панцири в колодце — это их работа: во́роны кидают с высоты молоденьких черепашек, те разбиваются о камень, и хитрые воронята выгрызают их из панцирей. Попадись такому воронюке «Запорожец», вмиг осталась бы одна бибикалка!

Но человеческая нога, а тем более колесо, не ступали здесь уже лет семьсот. (См. приложение 1: образцы керамики из раскопок.) Дэв-Кэскен никто не завоевывал, его просто бросили. Чуть подлатать стены, и лей с них кипящую смолу, чуть углубить ров, и напускай в него воду. Только где она, водичка? Тю-тю! Когда-то Амударья вдруг сменила русло, перекинулась километров на двадцать, тут нашей крепости и конец пришел. (См. приложение 2: образец устного народного творчества.)