Поговорим об истине (сборник)

В одной обители святой,
На свете коих есть немало,
Трудился повар непростой,
В нем кровь восточная витала.

Приятен был для всех душой,

Готовил славно, пек хлеба,
Как он дружил с одной мукой —
Никто, наверно, никогда:

Блины, пирог и каравай,

Кулич пасхальный – все прилично,
Что хочешь, право, называй,
Без книги стряпал на «отлично».

Веселый был, шутить любил,

Поговорить без злобной речи,
И словно овощи тушил —
Он меру знал у жаркой печи.

Недавно вдруг оповестили,

Что нет его – лежит в земле,
И в путь последний проводили,
Не сообщили только мне —

В отъезде был я далеко.

Он мне не родственник, конечно,
Но грустно стало все равно —
Душа ушла его навечно.

Поплелся в храм, поставил свечку

И панихиду заказал,
Присел на лавку у крылечка —
Беседы наши вспоминал.

Как мы сидели в этом месте,

Вели о жизни разговор
И обсуждали мира вести,
Злу присуждая приговор.

Спросил его: откуда родом?

И к Богу как, скажи, пришел?
– Родился я и жил с народом,
Что с Моисеем перешел

Чрез дивное чермное море,

Блуждая после сорок лет,
Смиряясь перед Богом в горе,
Стремясь вселиться в новый свет.

Я в Белоруссии родился

И перед самою войной
Нежданно вдруг осиротился,
Покинул сразу дом родной.

У тети дальней поселился

В селе под Минском небольшом,
С её семьею сразу слился,
Учиться в школу там пошел.

Пришла война, а мне тринадцать,

Фашист повсюду и беда.
Ребят согнали нас пятнадцать
Копать у леса, как всегда,

Копать глубокую траншею,

Убитых после засыпать.
Ведут кого-то, я бледнею, —
Евреев смертушку вкушать.

Они в селе соседнем жили

Общиной целой и раввин.
Поставили. Трясутся жилы.
Вдруг немец вышел к ним один

И поманил раввина пальцем,

Промолвил: «Го-во-рит им слово!»
Всех осмотрел огнем-румянцем,
Конфеты дал девчушкам, мальцам

И позади раввина встал.

Я про учителя подумал:
Что в сердце он своем искал,
Что ценное возьмет оттуда

И слово, словно бриллиант,

Сверкнет бесценною строкою.
Но громом грянул арестант,
Блеснул, как молнией, стрелою:

«Друзья мои, отцы и братья!

Беда пришла к нам неспроста,
Из древности идет ненастье,
Идет от Божьего перста,

Что там когда-то наши предки

Распяли Божьего Христа.
Отсек за это наши ветки
Отец от Божьего ствола.

И пусть сегодня нашей кровью

Крестимся в Бога и Христа,
Прости же нас, прими с любовью
Ты наши души в Небеса».

Нажал курок стоявший сзади —

И резво пуля пронеслась.
Раввин упал, лишь кудрей пряди
Играли с ветром, не боясь.

А взгляд его унесся в дали,

В которых вечность отыскал,
Как будто там его встречали,
И сам Господь пред ним предстал.

Свистели пули, плоть вздымая,

Взлетая, падали тела,
Собою яму заполняя,
Я в страхе закрывал глаза.

Уж сколько лет прошло оттоле,

Но не забыть мне ту войну
И тех умерших поневоле,
Забыть раввина не могу.

Его своим считаю крестным,