«…Поговорить с Вами долго и длинно и даже посплетничать…»: Переписка Г.В. Адамовича с Р.Н. Гринбергом (1953-1967)

Забыл в прошлый раз написать Вам вот что:

У Вас в предисловии сказано, что поэма Ахматовой в ее творчестве «единственная».

Нет, была поэма «У самого моря», напечатанная, кажется, в «Аполлоне» (1915 или 1916 гг.)[143]. Потом была какая-то другая, из нее были напечатаны только отрывки[144].

Так что слово «единственная» — неверно. Если не поздно, хорошо бы, по-моему, это исправить.

Ваш Г. Адамович

46. Р.Н. Гринберг — Г.В. Адамовичу

31.8.59

Дорогой Георгий Викторович,

Условился с В<ейнбаумом>, что Вы будете писать для «Н<ового> р<усского> с<лова>». Относительно «Р<усской> м<ысли>» еще ничего не придумал. Не хотел Терапиано, потому что пишет он вяло, как если б его чернильница никогда не чистилась и полна пыли.

Уничтожьте, пожалуйста, мой листочек «от редакции». Вот исправленный экземпляр. Нужно было упразднить «единственная поэма» ввиду <того, что> «У самого моря» тоже назв<ана> ААА поэмой, хотя она мне такой никогда не казалась — это был «скорее свод ранней лирики, чем самостоятельный эпос».

Пожалел, что к «Темам» ничего больше не прибавили.

Книгу вышлю воздушным путем, как только выйдет.

Софья Михайловна Вам кланяется, а жму руку я.

Ваш

47. Р.Н. Гринберг — Г.В. Адамовичу

2.9.59

Дорогой Георгий Викторович,

Наши письма скрестились. Я Вам благодарен за Ваши замечания.

Как видите, я поспешил исправить ошибку относительно «единственная». Напишите мне, как Вам нравится новая редакция «предисловия».

Что-то я должен сказать о том, что эта большая поэма — вещь необычная у А<хматовой>. В этом случае она пользуется поэмой как «жанром» трехчастного большого стихотворного произведения. Мне кажется, что этого рода «поэмы» стали популярны в России после символистов. Такие вещи писались Пастернаком, Асеевым, Маяковским, Тихоновым, Багрицким и др. Вообще, понятие термина «поэма» весьма неустойчиво. Да и форма такого произведения мне тоже не ясна.

Все это не суть важно, когда вещь — замечательна.

Жму Вашу руку.

Ваш

48. Р.Н. Гринберг — Г.В. Адамовичу

24 окт<ября 19>59 г.

Дорогой Георгий Викторович,

почему-то Вы мне не отвечаете. Не могу понять. Послал открытку и спрашивал, куда послать «Воз<душные> пути» для отзыва? где Вы? Если б я знал, где Вы, то послал бы пока что корректуры сборника, чтоб облегчить Вам и ускорить знакомство с альманахом, который выйдет недели только через 2. И рецензия Ваша поспела бы, примерно, к выходу.

Ответьте мне, живы ли? А что, если Вас нет в Англии, перешлют ли Вам письмо туда, куда нужно? Вот — вопрос!

А это — листовка. Сама за себя говорит и просит откликнуться.

Ваш

49. Г.В. Адамович — Р.Н. Гринбергу

Manchester, 26/Х-59

Дорогой Роман Николаевич

Я в Манчестере уже с неделю, но открытку Вашу получил только сейчас, т. к. переменил адрес[145].

Книгу лучше всего послать на адрес университета, т. к. я еще не уверен, где поселюсь окончательно.

G. Adamovitch

Russian Department

The University of Manchester

Manchester

Крепко жму руку.

Ваш Г. Адамович

Здесь я a peu pres[146] до 15 декабря.

50. Г.В. Адамович — Р.Н. Гринбергу

Manchester, 14/XI-59

Дорогой Роман Николаевич

Получил сейчас альманах и Ваше письмо с вопросом: дошел ли он? Дошел. Успел только просмотреть Ахматову. Кажется, очень хорошо, а главное, tres poignant[147]. Напишу рецензию и пошлю в «Н<овое> р<усское> слово»

на будущей неделе[148], скорей в конце, чем в начале. У Вейнбаума она будет между 20–25 ноября. Помнится, Вы предупредили его, чтобы не давал Аронсону.

Ваш Г. А.

51. Р.Н. Гринберг — Г.В. Адамовичу

6 дек<абря 19>59

Дорогой Георгий Викторович,

Посылаю Вам статью Вашу, как она сегодня получилась в газете[149]. Она очень хороша. Я Вам благодарен, и в ней Вы говорите много лестного обо мне[150], что всегда приятно.

Напечатана статья удивительно небрежно, а заголовок синтетических «Воздушных мостов» и не придумаешь. Может показаться, что кто-то нарочно устроил свинство, кто на стороне незадачливых «Мостов». Вейнбаум очень негодует на своих работников и сейчас только по телефону говорил мне, что произведет завтра «форменный разнос». Обещал какие-то исправления и извинения. Очень, в общем, смешно, и сегодня утром при виде этого чудовища мы долго протирали глаза, а после хохотали.

О Зайцеве у меня были колебания[151]. Честно скажу — не люблю его писаний ввиду их чрезвычайной сладости и слабости. Я о нем всегда почему-то думаю как о беллетристе и биографе, но не как о писателе статей. Теперь мне жаль, и я чувствую на расстоянии, как крепко он меня не терпит. Я послал ему книгу.

В моем предуведомлении (это лучше, чем «предисловие») я, конечно, должен был сказать, что не все я знаю.

Думаю, — об Ахматовой будут писать и писать и гадать. В этом смысле есть даже сходство с 10-й главой Онегина. Она, мне кажется, сумела не хуже П<ушкина> зашифровать. Кое-что я начинаю различать.