Пограничье

   Люблю и хочу закрыться ото всех на неделю, а лучше на год. Ото всех проблем, от убийств, от расследований, интриг и полукровок. Я впервые в жизни поняла, что значит любить, что значит позволять любить себя. Я впервые осознала, какое счастье можно испытывать только от того, что ты в любой момент, в каждую секунду своей жизни можешь просто смотреть на того, кого любишь...

   Но ничего этого я не сказала, конечно. И не потому, что не хотела. И не оттого, что Павлику не надо было это слышать, чтобы понять. Конечно, надо.

   Просто неугомонный Гаврик снова задал вопрос:

   — А вот вы говорили про природу Вацлава Бадлона, — задумчиво проговорил домовенок. — И еще о том, что не всех заговорщиков удалось поймать. Это что значит?

   Павлик вздохнул и нехотя пояснил:

   — Мороки у них были в услужении. Причем в добровольном и фактически бескорыстном. До меня не сразу дошло, а только после того, как я сначала столкнулся с Анжелой, которая приняла облик Вельзевула Аззариэлевича, — мой сыщик поморщился так, словно у него заболели зубы и уши одновременно, и виновато покосился на пана Ясневского. — Ну, а потом Сонька столкнулась с ним же в «Пьяной свинье». А вы, то есть он, конечно, оказался оборотнем...

   — У меня сейчас мозг взорвется, — пожаловался Ларс и яростно почесал затылок.

   Не могу с ним не согласиться, но все-таки снова перевожу взгляд на мужа. Приятно его послушать, даже если мне уже, в принципе, все равно, что к чему.

   — И тут я понял, — Павлик самодовольно улыбнулся, — что нельзя... на самом деле, просто невозможно просочиться абсолютно во все сферы. Поэтому заговорщики медленно убирали неугодных, а потом занимали их места, пользуясь услугами морока либо ложными слезами кровавой богини...

   — Не называй ее так! — вдруг произнесла я, удивив всех и себя в первую очередь.

   — Ладно... — Пауль удивленно пожал плечами, но спорить со мной не стал. — Они использовали тот самый минерал, который лег в основу исследований в волчьей лаборатории. А при наличии капли крови и кусочка материала, который помнит тепло объекта, как выяснили наши химики и что было подтверждено записями, найденными в здешней лаборатории, можно принять необходимый образ... Вот вас, Вельзевул Аззариэлевич, ограбили и...

   — И да, — ректор Школы Добра недовольно проворчал что-то на ухо своей жене, — да, я понял, что украденные у меня вещи побывали у Фенрира, и он таким образом смог принять мой облик, чтобы потом встретиться в «Пьяной свинье» с Гелей... Почему он, а не Бадлон?

   Павлик покачал головой.

   — Теперь уже мы не узнаем. Может, Бадлон был занят в другом месте, а может, Фенрир хотел выслужиться... Теперь уже все равно.

   — Теперь, да... — Вельзевул Аззариэлевич окинул меня задумчивым взглядом и произнес. — И вот что странно. Один мой знакомый... провидец уверял меня, что в «Пьяной свинье» в тот день действительно должна погибнуть женщина. И эта женщина, если верить его описаниям, была как две капли воды похожа на тебя, Сонья...

   Я почувствовала, как напряглась рука, лежащая на моей талии, как закаменели мышцы груди, на которую я опиралась.

   — И вот я думаю, — директор Ясневский смотрел все так же внимательно, — если бы той ночью мы с Ангелиной не отправились в отель, если бы не произошло ограбления, если бы Фенрир не получил каплю моей крови, что бы тогда произошло?

   Можно было бы сказать, что в комнате повисла зловещая тишина, но весь эффект от слов Вельзевула Аззариэлевича испортил один впервые в жизни напившийся домовой:

   — Фиговый из вашего знакомого провидец, пан Ясневский. Что тут еще думать?

   Действительно, что тут думать? Надо просто забыть о прошлом и жить.

Эпилог

   Скажи мне кто пять лет назад, что я и дня не смогу прожить бėз Волчьей долины, ни за что бы не поверила. Еще б и в лицо рассмеялась, а может быть, съездила бы по этому лицу кулаком.

   Если бы мне кто-то намекнул пять лет назад, что всю свою жизнь я перенесу сюда, в маленький домик, упирающийся окном хозяйской спальни в опушку Призрачного леса, я бы даже время не стала тратить на того безумца, которому такая фантазия вообще смогла прийти в голову.

   За пять лет Волчья долина из одного поселка успела разрастись в город довольно приличных размеров. Нет, это еще не было тем самым возрождением Лунных волков, которое когда-то давно предсказывала желтолицая Койольшауки, но определенно, первый шаг в нужном направлении был сделан. И сделал его шонаг Ларс Волк, в ночь празднования Разделения миров вернувшись с клятвоприношения Темной королеве.

   Быстрым шагом, пугая Гаврика своим мрачным видом, он прошел до женской деревни и, выйдя на кривую площадь, ударил в бронзовый колокол с такой силой, что тот, издав сдавленный писк, раскололся пополам.

   Говорят, женщины высыпали из домов, напуганные этим звуком и сгрудились вокруг волчонка, который волею судеб нынче был их вожаком, самым сильным оборотнем в клане.