Пограничная тишина

Его начал раздражать неприветливый голос мужчины и полумрак на веранде, таинственный и приглушенный шепот. «При таком свете можно подавиться костью или проглотить муху, — зло подумал Пыжиков. — Почему я должен тут стоять? Не только не приглашают войти, а даже не желают взглянуть, кто пришел...»

— Разрешите войти? — подумав обо всем этом, спросил он настойчиво и не очень вежливо.

Его решительный тон сразу подействовал.

— Да, да. Пожалуйста! — медленно открывая дверь, далеко не радушным тоном встретил его мужчина с крупным горбатым носом и с широкими темными бровями. Увидев офицерские погоны и фуражку под цвет окружающей веранду зелени, мужчина на секунду замер. Правая его рука крепко держала дверь, словно намереваясь захлопнуть ее перед самым носом Пыжикова, левая была занесена назад, к бедру. Если бы Петр был внимательней, он бы заметил, как пальцы лежащей на бедре руки мелко дрожали.

Второй мужчина, в белой тенниске, почему-то быстро вскочил и скинул с абажура лампы полотенце. Ярко брызнул электрический свет и заиграл на стенках, выкрашенных в голубой цвет, на оконных фрамугах, на столе, где лежали в веревочной сетке две дыни и рядом с ними поджаренная курица. Под абажуром вихорьком закружились ночные бабочки.

— Эти ночные гости опять налетели, — глядя на бабочек и поглаживая гладко выбритую с высоким лбом голову, спокойно проговорил мужчина в белой тенниске. — Милости просим, товарищ офицер, к столу. Скоро хозяйка придет. Вы что, ее родственник?

— Просто знакомый. Недавно мать здесь комнату снимала.

— Мы тоже курортные, порхаем как эти бабочки... Смотрите, сколько всяких букашек на огонек летит, вроде нашей мошкары на Урале.

Высоколобый оказался более приветливым и радушным, чем большеносый кавказец. Засунув руки в карманы, он исподлобья наблюдал большими круглыми, мутно блестевшими, как у свирепого быка, глазами. По его взгляду было видно, что он сердит и недоволен. Визит офицера смутил их обоих, явно нарушив вечернюю задушевную беседу.

— А вы тоже с Урала? — улыбаясь, спросил Петр у горбоносого.

— Нет. Мы здесь, в горах, живем.

Высоколобый снова засуетился, настойчиво предлагая придвинуться к столу и закусить. При этом он все время улыбался поджатыми губами.

— Дыньки не хотите? Великолепнейшее творение природы, сорт знаменитый, наша матушка «Колхозница». А какой аромат! Прелесть! У нас дома этого пока нет.

— Почему же? На Урале растут арбузы и дыни, — возразил Петр.

— Извините, это на Южном, а на Северном мало, да и еще рано сейчас, не вызрели. Когда же я оттуда уехал? — потирая висок, многозначительно задумался высоколобый. — Да уж десятый день. Не заметишь, как и отпуск пролетит...

— Значит, с Урала? — словно желая заглянуть в душу этого суетливого, чересчур словоохотливого курортника, снова спросил Петр.

— Коренной тагилец. Все-таки разрешите угостить вас дыней! Вот той, что побольше да поспелее.

— Спасибо, я не хочу. Извините, что побеспокоил...

— Ну, что там! Чем же вас тогда угостить? Вина предложить не осмеливаюсь. Знаю, что служба у вас строгая.

Горбоносый подошел к столу и выкатил из сетки дыню. Подержав ее в смуглой большущей руке, положил на тарелку. Косясь на офицера угрюмым взглядом, он медленно, с расстановкой проговорил:

— Слушай, друг, пачему не хочешь? Хароший дына.

Пыжиков вновь поблагодарил и отказался. Ему почему-то неприятна была встреча с этими людьми и противна суетливая назойливость высоколобого. «Забавная компания, — усмехнулся Петр. — Два сапога на одну ногу!»

Разговор как-то иссяк и прекратился. Все трое чувствовали себя напряженно и неловко. Пыжиков сидел как на иголках и злился, что испортил людям ужин. Хотелось встать и уйти, но уходить было поздно и некуда.

В другой раз посидел бы, поговорил с людьми, о многом основательно расспросил, а сейчас самому говорить и слушать не хотелось. Да и высоколобый курортник с неприятно поджатыми губами своей приторной вежливостью совсем не располагал к себе, а наоборот, отталкивал. Горбоносый не мог скрыть своей неприязни к непрошеному гостю в зеленой фуражке. Постояв у стола и уже больше не предлагая угощения, покопавшись в чемоданчике, он взял полотенце и вышел во двор.

Это вынужденное знакомство прервалось возвращением хозяйки дома. Петр с облегчением вздохнул.

Как и следовало ожидать, Мария Дмитриевна встретила Петра с обычным радушием. Она провела его в большую, с выходящим на веранду окном комнату и, усадив на диван, сразу же затопила его словесным потоком пустяковых воспоминаний о матери. Однако Петр вежливо сослался на усталость и попросил приготовить ему постель.

— Извините, дорогая Мария Дмитриевна. Совсем измотался, только бы добраться до подушки, — расстегивая воротник гимнастерки, сказал Пыжиков.

— Что же это вы, голубчик? — заахала Селихова.

— Служба такая... Уже двенадцать, — посмотрев на часы, ответил Петр. — Скоро должна прибыть за мной машина с солдатами.

— Ах, боже мой! Да вы хоть скушайте что-нибудь.

— Немного, пожалуй, можно, — согласился Петр, вспомнив, что он с утра ничего не ел.

Мария Дмитриевна вскочила и побежала на кухню готовить ужин.