Пограничная трилогия: Кони, кони… За чертой. Содом и Гоморра, или Города окрестности сей

Блевинс медленно поднимался с пола, и только хозяин предложил ему помощь.

¿Está bien?[25]

С ним все отлично, дуракам все с гуся вода, проворчал Ролинс.

Женщина стала поправлять чашки и призвала девочек к порядку. Из соображений приличия она не могла позволить себе рассмеяться, но в ее глазах плясали веселые искорки, которые заметил даже Блевинс. Он кое-как перебрался через скамейку и снова уселся.

Ну, может, пора двигаться? — шепотом спросил он.

Мы еще не поели, отозвался Ролинс.

Мальчишка оглянулся и проворчал:

Я не могу больше здесь сидеть.

Он опустил голову и что-то хрипло пробормотал себе под нос.

Это еще почему? — спросил Ролинс.

Не люблю, когда надо мной смеются.

Ролинс перевел взгляд на девочек. Они снова сели за стол, и лица у них сделались серьезными.

Господи! Это же дети.

Все равно я не люблю, когда надо мной смеются.

Хозяин и хозяйка смотрели на гостей с легкой тревогой.

Если не хочешь, чтобы над тобой смеялись, не падай с лавки на задницу, заметил Ролинс.

Я дико извиняюсь, пробормотал Блевинс, снова перелез через скамейку, надел шляпу и вышел.

Хозяин встревоженно посмотрел ему вслед, наклонился к Джону-Грейди и шепотом осведомился, что случилось. Девочки замерли, уставясь в свои тарелки.

Думаешь, он уедет? — спросил Ролинс.

Сильно сомневаюсь, ответил Джон-Грейди, пожимая плечами.

Хозяева, похоже, ждали, что кто-то из них двоих встанет и выйдет за мальчишкой, но и Ролинс, и Джон-Грейди остались сидеть как сидели. Они допили кофе, и вскоре хозяйка стала убирать со стола.

Мальчишку Джон-Грейди обнаружил на улице. Тот сидел окаменев, словно погрузившись в самосозерцание.

Ты чего?

Ничего.

Пошли в дом.

Мне и тут хорошо.

Они предложили нам переночевать.

Валяйте ночуйте.

Джон-Грейди постоял, глядя на него, потом пожал плечами.

Как хочешь. Было бы предложено.

Блевинс промолчал, и Джон-Грейди ушел в дом.

Ночевали в задней комнате, где пахло сеном или соломой. Комната была маленькая, без окон и мебели, лишь на полу лежали два соломенных матраса и покрывала. Хозяин оставил им лампу, пожелал спокойной ночи и, пригнувшись, вышел в низкую дверь. Насчет Блевинса ничего не спросил.

Джон-Грейди поставил лампу на пол, они сели на матрасы и стали снимать сапоги.

Ну, умотался! — сказал Ролинс.

Понятное дело.

Старик говорил что-нибудь насчет работы в этих краях?

Сказал, что на той стороне Сьерра-дель-Кармен есть большие ранчо. До них отсюда километров триста.

А в милях?

Сто шестьдесят — сто семьдесят.

Он, часом, за бандитов нас не принял?

Не знаю. Но если и принял, то виду не подает.

Это точно.

Расписывал те места на все лады. Говорит, там есть озера, водопады, луга с высокой травой — аж до стремян. Не знаю, что там на самом деле… Но судя по тому, что мы пока видели, это все басни.

Может, ему хочется поскорее нас спровадить?

Может быть, кивнул Джон-Грейди. Он снял шляпу, лег на матрас и накрылся серапе[26].

А этот хмырь что задумал? Решил ночевать под открытым небом?

Похоже.

Может, с утра пораньше он уберется.

Может быть.

Джон-Грейди прикрыл глаза.

Смотри не выжги весь керосин, сказал он. А то лампа, прежде чем погаснуть, весь дом закоптит.

Сейчас, через минутку потушу.

Джон-Грейди лежал и прислушивался. Вокруг стояла тишина.

Ты что там делаешь? — спросил он Ролинса.

Ничего.

Джон-Грейди открыл глаза и посмотрел на Ролинса. Тот разложил на одеяле бумажник и мрачно смотрел на него.

Ну что, горюешь?

Ты посмотри, во что он превратил мои водительские права!

Здесь они тебе не понадобятся.

И мой пропуск в бильярдный клуб! Тоже прострелил, собака!

Спи.

Нет, ты только полюбуйся! Этот гаденыш продырявил и Бетти Уорд. Прямо между глаз!

А Бетти тут как очутилась? Вот уж не знал, что она тебе нравится.

Просто она подарила мне фотку. Когда еще в школе учились.

Утром они как следует позавтракали яичницей с фасолью и тортильями. Сидели за тем же столом, что и накануне, причем сходить посмотреть, где Блевинс, и пригласить его поесть никто даже не подумал. Хозяйка завернула им еды с собой в чистую тряпицу, они поблагодарили ее, пожали руку хозяину, а потом вышли во двор. Гнедого жеребца Блевинса в коррале не было.

Неужели нам так повезло? — воскликнул Ролинс.

Джон-Грейди с сомнением покачал головой.

Они заседлали коней, потом предложили хозяину деньги за ночлег и еду, но тот нахмурился и замахал на них руками. Тогда они еще раз обменялись с ним рукопожатиями, сели в седла и двинулись по той же разбитой дороге на юг. Какое-то время за ними бежала собака, потом остановилась и долго смотрела вслед.

Утро было прохладное, в воздухе пахло дымом. Едва поднялись на первый же холм, Ролинс с отвращением сплюнул.

Погляди вон туда, буркнул он.

Впереди на обочине они увидели большого гнедого коня и Блевинса, который сидел на нем.

Они замедлили шаг.

Что, по-твоему, с ним стряслось? — спросил Ролинс.

Ничего. Просто он еще сопляк.

Черт бы его побрал!

Когда они подъехали, Блевинс заулыбался. Он жевал табак и время от времени наклонялся и сплевывал, вытирая рот тыльной стороной запястья.

Чего скалишься? — спросил Ролинс.

Доброе утро, произнес Блевинс.

Откуда табачок? — поинтересовался Ролинс.

Хозяин дал.

Хозяин?