Пограничник. Том 1: На афганской границе

— Да кто тебя знает, — Васек Уткин сунул в рот целое юбилейное печенье, продолжил с набитым: — Мож ты у нас только с виду такой тихий!

— Как вскрывать-то будем? — Спросил Дима.

Я помешал чай, отпил. Он оказался очень насыщенным, сладким и горячим. Достав ложку, взял банку, поставил перед собой.

— Ща все будет.

Я упер хвостик ложки в край банки, стал с нажимом тереть. Через минуту это место сточилось и можно было вылить сгущенки на печенье. Этим мы и занялись.

И Мамаев, и Дима Ткачен, и даже Уткин, не говоря уже о наших едва знакомых попутчиках — все уплетали сгущенку с печеньем так, что чуть не за ушами трещало.

Странно, к преклонным годам, к сладкому я был равнодушен, но это юбилейное печенье, сдобренное сгущенным молоком, показалось мне самым вкусным едовом, которое я когда-либо пробовал.

Банка разошлась быстро. Остатки юбилейного стали макать в чай.

— А ты где умудрился сладостей достать? — Спросил Вася, ложкой вылавливая из кружки размокшее печенье.

— Дембеля дали, — пожал я плечами.

— Че? Просто взяли и дали? — Удивился Дима Ткачен, ютившийся за столом, у окошка.

— Нет. Сначала немного посопротивлялись.

Парни недоуменно переглянулись. Потом вдруг рассмеялись хором.

— Ладно. Доедайте печенье, — я отставил пустую кружку, отряхнул крошки с брюк, — че тут осталось-то уже.

Под утро, часа в четыре, поезд стал на длительную стоянку. Остановились мы у небольшой станции, чтобы пропустить встречный состав. Железная дорога тут была одноколейная, а поезд запаздывал. Сколько придется стоять, никто не знал, но старлей Машко сообщил нам, что ждать будем не меньше часа.

В темном вагоне стоял храп. Храп этот исходил по большей части от набравшихся дембелей. Большинство призывников тоже спали. Кто-то курил на платформе.

Только тихое гитарное бренчание слышалось где-то в конце вагона. Это не спалось дембельскому гитаристу.

Проснувшись, я приподнялся на полке. Когда узнал об остановке у шатавшегося по вагону сержанта, решил выйти на улицу подышать.

На платформе было немноголюдно. У дальнего от нас вагона собралось несколько проводников. Покуривая, они болтали о чем-то своем.

Были тут еще и две молодые девчонки лет по семнадцать-восемнадцать. Видно было по ним, что городские. Одна носила облегающий комбинезончик яркого желтого цвета и голубую дутую курточку. Ее пышно завитые волосы трепал легкий, но холодный ветерок.

Вторая, походила на куколку. Она одела яркое красное пальтишко на синие платьице, капроновые чулки и короткие сапожки. Голову же прятала в такую же красную «трубу».

Похожие на студенток, они, видимо, ждали отправления поезда. А может быть, приехали недавно, чтобы сесть в свой вагон.

Я вдохнул полной грудью колючий почти утренний воздух. Когда услышал резкий смешок, глянул на девчонок. Те, подхихикивая, смотрели на меня, перешептывались. С улыбкой, я помахал им рукой.

Девчонки залились смехом, кудрявая сказала что-то куколке, и та, смущенно хлопнула ее по плечу, отвернулась, все еще посматривая на меня.

По железным ступеням раздались шаги. Это спускался Дима Ткаченко. Он стал рядом, закурил.

— Чего? Не спится? — Спросил он своим все еще немного мальчишеским голоском.

— Да вот, подышать решил.

Димка затянулся, выпустил яблочко дыма и сунул мне пачку Явы.

— На вот, угостись.

— Спасибо, Дим. Не курю я.

— Ого, спортсмен, что ли? — Улыбнулся Дима.

— Ну есть немного, — уклончиво ответил я.

— Ну ниче. Если правду говорят, и мы едем в Афганистан, то быстро закуришь, — хохотнул он.

— Сдается мне Дима, будет мне там не до курения.

С этими словами я задумчиво поглядел на девчонок. Их образ навеял мне воспоминания о покойной моей жене. Наташе сейчас семнадцать лет, и что самое интересное, она сейчас в Таджикистане со своим папой — геологоразведчиком.

Познакомились мы тогда через Сашку. В это время, в тех местах как раз работала геологическая экспедиция и сидели в кишлаке Шамабад, у Даштиджумского ущелья. По названию того кишлака Сашина застава получила свой позывной.

Ребята с заставы не раз и не два сопровождали геологов, пока те лазили по горам вдоль Пянджа. Следили, что б те ненароком не забрели на сопредельную территорию, ну или не нарвались на местных духов.

После пропажи Сашки я получил письмо от Наташи. В нем она слала мне свои соболезнования и говорила, что были они с моим братом хорошими друзьями. Так завязалась наша переписка, а позже, когда попал я в Пянджский госпиталь, встретились там лично. Ну и понеслось.

Вот такая злая ирония судьбы получилась: я потерял брата, но приобрел любовь всей моей жизни. Однако теперь в моей жизни все будет иначе. Я почти уверен был, что снова встречу Наташу. Но брата теперь не потеряю.

Вдруг девушки отскачили от поезда. Наружу из вагона, выбрались двое пьянящих дебелей. Видимо, покурить хотели. Когда заметили девчонок, немедленно стали к ним приставать.

— О! — Заявил один, крепкий, одетый в одни только галифе и китель, наброшенный на плечи, — а мы и не знали, что с нами такая красота едет!

Говорил он неразборчиво, по пьяному тянул слова.