Пограничник (том 2)

— Сильвестр, даю времени до конца… Декабря. — Чуть не сказал «года». Год тут в марте начинается. А, ладно, я домбрый. — Хорошо, до конца года, так и быть. Чтобы в Мартиусе мог читать и писать. Вопросы?

— Нет вопросов, ваше сиятельство! — Артиста повело — побледнел. Сильно так труханул. — Но…

— Решишь. Как можно жить без грамоты — не представляю. Как я тебе записи писать буду, если вдруг лично не смогу встретиться? Работай, решай проблему, думай. Теперь далее по тексту.

Армия бежала. Враг захватил столицу. Королевская семья и король в плену. Враги врываются в дома, грабят, насилуют. Пленных — тысячи, если не десятки тысяч. Война проиграна, королевство в заднице. Запомнил?

— А что тут запоминать, сеньор граф, — довольно усмехнулся он.

— Мелодию и текст подберёшь сам. Это должно быть что-то пафосное, но патриотическое, чтобы захотелось рубаху на груди порвать и сказать: «Ах, какой мудак кузнец!» На клочки его чтоб хотелось порвать! Ибо всё случилось оттого, что в маленькой полевой кузнице не было гвоздя. И эта фраза в финале — самая важная! «Потому, что в кузнице не было гвоздя!» Запомнил? Обязательно её прорисуй!

— Понял. — Кивок.

— И сразу после этой песни сразу нужно исполнять следующую. Они идут в паре, эдакая двоечка, одна не поётся без другой. Даже мелодия должна быть одинакова — проработай.

Сюжет такой. Один падре своей волей казнил мальчишку из маленького графства, беспочвенно обвинив его в чём-то.

— В чём? — Сильвестр просто задал вопрос, это было не его дело, ему надо для песни, а вот остальные от этого вопроса подобрались.

— Да не важно, в чём. Десятину не хотел платить. — Вновь меняю события местами, но для местной публики потянет. Ереси тут не атакуют мировоззрение, как в нашем мире в раннем христианстве, церковных споров практически нет, так что вопрос с десятиной — вполне себе обоснуй для населения.

— Граф был молод, — продолжил я, — глуп, выпендривался, а потому нажил много врагов, и оттого никто не заступился за него. Зачем заступаться за того, кто тебе никто? Схарчила его церковь — его проблемы.

— Да, Сильвестр, — оговорился я. — Надеюсь, не надо объяснять, против кого будешь играть на этом поле? Если боишься и не возьмёшься — я пойму, — пронзил его внимательным взглядом, ища во взгляде подвох или проявление трусости. Но нет, Сильвестр был спокоен.

— Я справлюсь, ваше сиятельство. Я же пою о далёком-далёком королевстве, так? — ехидная улыбка.

— Ага. В далёкой-далёкой галактике! — И глядя на недоумённые лица, ибо новое слово, поспешил продолжить:

— Но через время падре решил убрать с доски другого владетеля. Известного, но слабого герцога. У которого тоже не было друзей. И хоть герцог был могуч, но его сожгли на костре, как еретика. И все вокруг промолчали — так как не были его друзьями, зачем им за него «подписываться»?

Как скрипнул зубами и запыхтел Аларих стоило посмотреть! Катрин же сохранила профессиональное хладнокровие.

— А потом у падре появились союзники из герцогов, — продолжал я, — Которые увидели в нём инструмент борьбы с врагами, поддержали его и натравили на оных врагов. И с его помощью уничтожили ещё нескольких могущественных герцогов, обвинённых в безбожии.

А вот теперь и Катрин повело. Нахмурилась, покраснела. Подмигнув её, продолжил давать вводную:

— А после падре, получивший достаточно власти, решил устранить тех, кто его поддерживал. И уже их самих этих герцогов кого в монастырь сослали, кто на кожуре подскользнулся, а кто самоубился с площадки донжона в замковый ров по пьяне. Но теперь уже некому было попенять падре, что он неправ — все оставшиеся герцоги и графы люто его боялись. Никто не хотел гореть на костре, как безбожник.

— Мощно! — выдохнул легат. — Но, чёрт возьми, Рикардо, мне нечем парировать, чтобы осадить тебя, чёрт возьми.

— Прошло время, — развалившись на стуле-кресле, выдал я победную улыбку. — Король того государства лично прислуживает падре, приносит еду и приводит гулящих девок. И испрашивает разрешение, как ему править, с кем спать и от кого зачинать наследников. Могущественные графы и герцоги соревнуются, кто именно из них будет снимать с падре правый сапог перед сном, кто — левый. А ещё кто будет подносить ему чистые рубашки. В стране мир и процветание, никаких войн, но любой, просто неосторожно отозвавшийся о падре, тут же объявляется безбожником и сгорает в муках. Костры с безбожниками по всему королевству, народ боится, ходит с опущенной головой, и ругать падре опасается даже дома на кухне. Падре становится Самым Главным Падре, епископом Рима, и девочек чередует с мальчиками, причём пользует только детей, отобранных из семей высшей аристократии, готовых отдать своих чад, только б не гореть на костре. И всё это потому, что когда-то никто не захотел заступиться за юнца и глупца, маленького пограничного графишку.

— Потому, что в кузнице не было гвоздя… — прошептал Сильвестр и задумался, роняя голову на руки.

Над столом повисла тишина. Как раз и группа на сцене доиграла, и молчала, в ожидании новых укаханий.