Пограничник

Иван почувствовал, что уплывает куда-то от этого запаха цветов, от ощущения близости женского тела, от ее тепла, от прикосновения ее рук, ее пьянящих губ, таких свежих, таких упругих… Он прижал ее к себе сильнее, потом еще сильнее, словно желая раствориться в полном жизни, теплом теле, обрести наконец покой… Он нашел ртом ее горячие, соленые от слез губы и приник к ним. Так путник в пустыне припадает устами к прохладному роднику оазиса, так голодный человек впивается зубами в краюху сладкого хлеба, так изголодавшийся зверь жаждет пищи…

Мария, вырываясь, заколотила его кулаками в грудь.

Сначала он только еще сильнее прижал ее к себе, запоминая изгибы ее тела, а потом — разом — отпустил, почти оттолкнул прочь. Она отшатнулась и, коротко размахнувшись, влепила ему пощечину.

— Не смей! — повелительными нотками зазвенел ее голос. — Не смей!

И тут же просительно, почти умоляюще:

— Иван, миленький. Прости… Прости меня, но не надо. Не надо — так. Нельзя… Слышишь? Нельзя!

Иван несколько раз коротко, но глубоко вздохнул, приходя в себя, а потом коротко скомандовал:

— Пошли! — и нарочито громко затопал по лестнице… Перед его внутренним взором стояло лицо серого демона. Глаза у демона были разными.

…После непродолжительного спора решили укрыться в блоке D-8 — там располагалось несколько офицерских номеров, где можно было отдохнуть с комфортом. Иван хотел во что бы то ни стало остаться наверху, на поверхности и, быть может, облюбовать один из верхних этажей, но Мария заметила, что неплохо бы перевязать ему раны, помыться, отдохнуть, да и поесть не помешало бы. И даже на возражения Ивана о бесперспективности обороны подобной позиции она только улыбнулась: мол, много ты знаешь об этой позиции.

Возражать Ивану не хотелось, а может, просто не хватило сил. Голова кружилась все сильнее и сильнее. Боли от ран Иван не ощущал, но все тело горело, хотелось лечь и не двигаться. Да и понял он, что Мария не так проста, как кажется на первый взгляд, и что послушать ее тоже иногда не мешает. Послушать и послушаться.

Он уступил.

Понимая, что если он сейчас ляжет, то не поднимется, он обошел ближние коридоры возле облюбованной Марией «каюты» высшего офицерского чина, по привычке забаррикадировал все двери и подступы, так что проникнуть незамеченным к ним никто не мог, убедился, что и по вентиляции к ним никто не проникнет. У него еще хватило сил притащить из столовой газовый баллон с конфоркой, найденные продукты… Он собрался уже было упасть на широченную кровать и гори оно все синим пламенем, но Мария затолкала его в душ.

Душ, как это ни удивительно, работал, по-видимому, цистерны с водой находились наверху. Иван с трудом помылся, стараясь не замочить глубокие раны на груди, что у него не особенно получилось. Накинул чужой банный халат, вышел из ванной в небольшую уютную спальню, посмотрел в большое зеркало, висевшее на стене.

Оттуда, из зеркала, на него глянул незнакомый угрюмый мужик, заросший щетиной. Иван провел рукой по отросшему ежику волос на голове, по колючей щеке, махнул на все рукой и повалился на кровать в ожидании варева, аппетитно булькающего в кастрюльке. Но Мария и здесь не оставила его в покое. Она умело обработала раны, поменяла повязку на ноге, безжалостно вколола ему три лошадиные дозы лекарств, нежно выговаривая ему, словно малому ребенку, когда он шипел и скрипел зубами от боли. Потом девушка наконец угомонилась, и Иван вытянулся на кровати, ощущая, как ноют раны, а потом вырубился, словно его выдернули из розетки.

Глава четвертая ХУРМАГА

Ему снился демон с разными глазами. Один глаз был черный, а второй — голубой. Он вплотную приблизил к Ивану свое лицо-морду. Иван почуял трупный запах, исходящий из его пасти. С длинных зубов капал яд.

— Я найду тебя! — прошипел демон.

Иван отвернулся от его смрадного дыхания.

— И тогда мы все-таки сочтемся!

Иван дернулся и проснулся. Нащупал и включил фонарь. На кровати кроме него никого не было. Он сел и увидел, что Мария спит на полу, подстелив под себя покрывало с офицерской кровати и завернувшись в плед. Спала она без подушки, свернувшись калачиком и положив ладошку под щеку. Она была такой маленькой, что Иван невольно удивился, что вот эта кроха вчера оказалась такой отчаянно смелой.

На вешалке висел его китель, на стуле под ним были сложены новенькие форменные штаны и тельник. Надо же, где-то нашла.

Он тихонько прокрался в ванную, надел еще влажное белье, новенькие брюки, нашел на полке чужой несессер, почистил зубы, умылся. В свете фонаря свирепая физиономия незнакомца глянула на него из зеркала. Иван покачал головой.

— Ну и морда же у тебя, Ваня! — сказал он тихо. — А в детстве был такой хорошенький… Куда че делось?

Он вздохнул, вернулся в комнату. Мария проснулась: видимо, все-таки он нашумел.

— Доброе утро, — сказал Иван.

— Доброе утро, — эхом откликнулась Мария, — отвернись!