Пограничники

— От девушки письмо я получил, Тимофей Абросимович, — сказал доверительно Василий, когда все улеглись. (Он произносил отчество полковника на свой лад, в неслужебной обстановке тот любил обращение не по званию.) — Из Ленинграда…

— Не секрет?

— Нет, что вы, пожалуйста!

Хорошее было письмо, товарищеское: сообщала о своей жизни — о работе, прочитанных книгах, просмотренных пьесах и фильмах, интересовалась, что Вася читает, чем интересуется. Сквозь строчки, написанные ученическим еще почерком, проглядывали добрая и чистая душа, пытливый ум. Но особенно тронуло Тимофея Амвросиевича доверие молодого политрука, которого он хорошо знал, любил и ценил.

И, как в большинстве случаев, не ошибся в человеке.

Очень скоро он посетил заставу Тужлова, и тот признался:

— Одному, Тимофей Амвросиевич, тяжело жить.

— Не хочешь ли жениться?

Покрасневший Тужлов пробормотал что-то не очень понятное.

— Сейчас в отпуск нельзя, сам понимаешь почему. А потом поедешь, дадим из штаба замену. Зачем отпуск, Василий Михайлович, добрый розум говорыть: любощи не вкажешь. Но если ты еще в местную не влюблен, езжай, друже мий, и вези жену оттуда.

Говорилось с мрачноватым юмором, лукавым, перенятым от отца украинским подтекстом, который вольно или невольно брал в свою речь Строкач, когда бывало горьковато на душе.

После давно ожидаемых и подготовляемых летних событий 1940 года Тужлов поехал не куда-нибудь, а прямехонько в Москву и привез жену, только успевшую закончить десятилетку, из столицы…

К августу сорокового особенно стремительно неслось время в отряде. Только некоторые старшие командиры в штабе оказались привлеченными к разработке операции: начштаба майор Фадеев, его помощник майор Медведев, один из разведчиков, капитан Цыганов.

В штабной работе полковник Строкач сам разбирался отлично, высоко ее ставил и требовал от подчиненных филигранности, четкости в разработке операций; приблизительности в работе, расхлябанности, недисциплинированности не выносил, и в таких случаях ему изменяла обычная корректная сдержанность. Полковник вспыхивал — впрочем, самое большее, что он себе позволял, — повышать голос.

Но вот обнаруживается, что проштрафился штабной командир. Из штаба погранвойск округа пришла директива: для лучшей охраны границы там, где ее участки плохо просматриваются, натянуть нити между кустами. Это выполнено не было. Вызванный для объяснений начальник строевого отделения пренебрежительно сказал:

— Незачем такими пустяками заниматься. Ерунда это. Другие дела поважнее есть…

Полковника, который почти ежедневно бывал на границе, искал неутомимо новые методы ее охраны и ценил все новшества, даже подкинуло:

— Откуда у вас такое высокомерие? Это очень простой и эффективный способ распознавания места, где прошел нарушитель. Вы не дали себе труда понять и сочли пустяком. А кроме того: есть же приказ, который, как известно, не обсуждается. Идите и обдумайте все всерьез…

Ночью, накануне дня, к которому в отряде долго и тщательно готовились, стало известно: все обойдется мирно, румынское королевское правительство приняло все условия, территория Бессарабии будет очищена в течение трех суток. Начальнику пограничного отряда полковнику Строкачу предстояло подписать соответствующий документ от имени советской стороны.

На той стороне, возле моста через Днестр, соединяющего Тирасполь с Бендерами (совмещенный автогужевой и железнодорожный, дореволюционной постройки), поставили стол, стулья.

А близ старой крепости, на холмах, возле дороги, по берегу стояли толпы молчаливых людей. Ждали. Их отгоняли жандармы, они разбегались и вновь сходились неподалеку. Из крепости высыпали солдаты без оружия — тоже глядели, что происходит у моста. С нашей стороны, кроме комиссии и часового, возле никого не было; мост и берег были пусты, чтоб не обвинили нашу сторону в демонстрации силы.

За столом комиссии заседали советские и королевские представители; жарко палило солнце; тихо плескался о быки моста Днестр; неподвижно и молча ждала толпа на том берегу.

Но вот все встали из-за стола и высокий, видный с обоих берегов советский полковник поднял руку.

И тотчас все переменилось.

На румынской стороне появились над толпою красные знамена, флаги: «Да здравствует Советский Союз!» Там запели, закричали, двинулись к мосту. С восточного берега понеслись по нему нетерпеливые машины — отрядные грузовики, бронеавтомобили, тачанки, а впереди всех юрко шмыгнула на ту сторону «эмочка».

Полковник Строкач проводил ее внимательным взглядом и поехал на бывший пограничный пикет королевства. Все здесь брошено, кроме оружия. Красноармейцы приветствуют начальника отряда, ведут в кухню, канцелярию. Остались на стенах столовой фотографии малолетнего короля Михая, королевы-регентши Елены. Их изображения на брошенных под ноги тетрадках, журналах.

ЗИС-101 начальника отряда с красным металлическим флажком на радиаторе медленно двигался но дороге, запруженной демонстрантами, отходящими частями королевской армии с оружием и без оружия, военными повозками, крестьянскими возами.