Пограничники Берии. «Зеленоголовых в плен не брать!»

Предчувствие близкой смерти охватило людей, бежавших навстречу друг другу. И вылилось оно в сплошной рев, заменивший слова, злобу, ненависть.

Николай всадил очередь в оуновца с немецкой винтовкой у плеча. Другой бандеровец, округлый, с широким загривком и ножом на поясе, метнулся в сторону.

Автомат отстучал короткую, на два последних патрона, очередь. Пули ударили оуновца в живот пониже ремня, повалили на колени. Старший группы, с вислыми запорожскими усами, застрелил из немецкого МП-40 сапера. У него тоже закончился магазин. Оба одновременно с Мальцевым схватились за пистолеты.

Костя Орехов нажал на спуск самозарядки СВТ три раза подряд. Тело усатого падало на подломившихся ногах. Трое уцелевших бежали к мосту, но раны и контузии от взорвавшихся гранат замедляли бег.

Один упал, получив пулю в спину. Двое с маху вломились в кусты и ушли низиной.

Капитан Зимин на другой стороне ущелья дал сигнал к атаке. МГ-34, мощный, безотказный пулемет вермахта, успел отстучать несколько длинных очередей, посылая тринадцать пуль в секунду. Веер пуль смахнул передние ряды идущих на штурм бойцов.

Старший политрук Толя Усанов оказался одним из тех, кто пробежал десяток шагов по настилу, успел выстрелить и упал от сильного толчка в живот. Затем пришла боль, она жгла и выворачивала внутренности, пробитые разрывной пулей.

Старший политрук пытался поднять с настила свой «ТТ», встать и бежать дальше. Но сознание уже перешло за крайнюю черту, угасал мозг, быстро вытекала кровь.

– Ура! За Сталина…

Изо рта рвался крик. Надо бежать, бить врага. Ура! На самом деле окровавленные губы лишь слабо шевелились. Как быстро кончается жизнь…

Пулеметчикам не дали разогнаться. Сапер с привычной, крепко сжатой в руке саперной лопаткой рубанул в основание шеи и отшатнулся от брызнувшей струи. Второго номера застрелил боец из прорвавшегося отделения Кондратьева.

Охрану моста добивали с яростью, гнались за убегавшими. Немецкий лейтенант, командир взвода, прижатый к скале, поднял руки. Одна была окровавлена, в другой он сжимал «парабеллум». Запоздало бросил его под ноги.

– Я ранен… нужна помощь.

Красноармеец в буденовке старого образца перехватил поудобнее винтовку и, словно на учении, умелым выпадом вонзил ее в живот лейтенанту. Затем не спеша поднял пистолет и снял с руки офицера часы. Увидев, что тот еще жив, ударил штыком еще раз.

Двое немцев и оуновец, не зная, куда бежать, забились на узкий уступ над скалой. Внизу бурлила среди россыпи камней речка, широко расстилалась недоступная гористая равнина. Оуновец с тоской огляделся. Ридный край. Прощай!

– Оружие! Бросай винтарь!

– Жрите! Все вы здесь подохнете.

Винтовка с расстрелянной обоймой разлетелась о камень. Вслед за обломками бросился в ущелье молодой украинец. Немцы торопливо тянули вверх руки:

– Плен! Не стрелять.

Одного сгоряча пристрелили. Раздались крики:

– Язык нужен. Брать живьем.

Позже, когда Федор Зимин спрашивал немца, почему не взорвали мост, тот отмалчивался. Зато громко засмеялся захваченный живым контуженый бандеровец, извлеченный из окопа.

– Вас, дураков, здесь стерегли! Сосчитай, сколько ваших внизу гниют. Сотни. Конец жидовской власти!

Обоих подтащили к обрыву и расстреляли, столкнув тела вниз. Старший сержант Лыков, склонившись, наблюдал, как кувыркаются убитые.

– Вот и вы там полежите, – пробормотал он. – Пока карги до мослов не расклюют.

И полюбовался на трофейные часы. Хоть двух пальцев лишился, зато сапоги и часы новые.

* * *

Торопливо хоронили погибших. Одновременно перекусывали. На войне все причудливо смешивается. Военврач Руденко прооперировала нескольких тяжелораненых, взялась за Федора Кондратьева.

– Жить-то буду? – кривился от боли близкий ей человек.

– Еще как.

– Эх, Наташка, думал, не свидимся больше, а обошлось вот.

– Конечно, обошлось. – Поцеловала в щеку и дала команду: – Отнесите к палатке.

– Сам дойду.

Лейтенант с трудом поднялся, сделал шаг, другой, кое-как добрел до тенистого местечка, где ребята постелили ему шинель и тайком сунули фляжку с самогоном.

– Вот на закуску хлеба кусок. Пожуйте, товарищ капитан.

Зимин торопил начальника санчасти.

– Быстрее бы надо. Наши подмоги ждут.

– Идите, если некогда. Только меня не теребите. Давайте сюда парня с глазом.

Оглядела пограничника с девятой заставы, поняла, что глаз надо срочно удалять. Сержант, далеко не трус, дравшийся до конца на участке своей погибшей заставы, взмолился:

– Ради бога, оставьте глаз!

– Нет его, парень. Выбило. Удалим остатки, иначе заражение пойдет.

По щекам сержанта текли слезы.

– У меня ж невеста! Кому я кривой нужен?

– А кому вон тот, без ноги, нужен? Все вы кому-то нужны. И матерям, и невестам.

Парню, пролежавшему в ущелье с раздробленной ногой, стали делать ампутацию. Сказалось переохлаждение и потеря крови. Он умер на операционном столе.

Один за другим отошли еще четверо раненных пулеметными очередями, где в лентах обычные свинцовые пули чередуются с бронебойно-зажигательными (сжигают мясо до костей) и торчат головки смертоносных разрывных пуль. Кроме арийцев, их в той войне никто и не применял.