Пограничники на Афганской войне

Из Калаи-Хумба Данилушкин и я были вызваны в штаб операции, на заставу «Иол» Московского погранотряда, куда прибыл генерал Харичев с группой офицеров округа. Решили провести дополнительную операцию. Задача оставалась прежней: уничтожить бандитов в Куфабском ущелье. Одновременно перекрыть перевалы, ведущие в ущелье, пресечь любое возможное перемещение банд в ту и другую сторону. Подразделение капитана Богданова к операции не привлекалось. Настала пора подразделения Анохина. Эта мангруппа должна была составить основу сводного боевого отряда. Одна застава вместе с «огневиками» майора Евгения Кима являлась группой прикрытия, командовать которой поручили мне. По замыслу штаба, создавалось еще два заслона, под командованием полковника Данилушкина и заместителя начальника штаба Хорогского погранотряда подполковника Якунина. Начало операции назначили на 24 октября.

В нашем распоряжении оставалось два дня на подготовку людей и оружия. Старшего лейтенанта Анохина по каким-то делам вызвали в Мургаб. А в мангруппу после отпуска прибыл его заместитель по политической части капитан Александр Дерендяев – умный, жизнерадостный офицер, потомственный военный. Было видно, как тянутся к нему люди. О таких, как он, в служебных характеристиках, как правило, пишут: «Среди подчиненных пользуется заслуженным авторитетом и уважением». Если он заходил в палатку к ребятам, оттуда вскоре раздавался смех. Александр брал гитару, а играл он прекрасно, и слышались песни. При первом же знакомстве я с удивлением увидел у него на поясе кортик. В этой обстановке, на мой взгляд, как-то неуместно выглядел этот предмет традиционной офицерской парадной формы. Александр уловил мое недоумение. «Это подарок отца. Он полковник запаса. Вот перед отъездом сюда вручил на память: оправдывай, говорит, звание офицера». «Учтите, бандиты ведут охоту за командирами. А это очень заметная деталь». Он обшил ножны и эфес кортика защитной материей и с подарком отца-ветерана ушел в последний бой.

Подготовка мангруппы к операции проходила в Рохаке, что в 20 километрах от погранкомендатуры. Неожиданно офицеры обратились ко мне с просьбой отправить начальника одной из застав маневренной группы старшего лейтенанта Логвиненко за какими-то необходимыми им вещами, которые они якобы оставили в комендатуре. Но я знал истинную причину этой просьбы: в Калаи-Хумб, проделав трудный путь на попутной машине, из Мургаба приехала жена Логвиненко – юная, хрупкая красавица с огромными карими глазами. Видно, какое-то необъяснимое женское предчувствие подсказало любящему сердцу преодолеть опасные километры Памирского тракта, чтобы увидеть мужа в последний раз. Утром 24 октября Логвиненко вернулся.

В Рохак прибыл взвод сарбозов во главе с лейтенантом, а также наши офицеры: капитан Григорьев – из комендатуры «Калаи-Хумб» и капитан Ассадулаев – из Хорогского отряда, тот, что первым 7 января 1980 года переправлялся в Нусай. Они и афганцы должны были войти в состав сводного отряда.

На рассвете 25 октября вертолеты забросили нас на горное плато, расположенное у истоков ущелья, на высоте около 3000 метров. Я со своей группой остался на месте, а сводный отряд под командованием заместителя начальника штаба Московского погранотряда майора Евгения Климова начал действовать. Они спустились в ущелье, будто в какое-то глухое подземелье: почти сразу исчезла радиосвязь. В горах по-другому и быть не могло – надежды на устойчивую связь часто не оправдывались. Как и при проведении операции в 80-м году, в качестве воздушного командного пункта и ретранслятора использовался вертолет. Поэтому мы не знали, что происходит с основной группой. Ждали информации из «Иола».

На этом я прерву свой рассказ и предоставлю слово пограничнику Александру Толстых. Это одно из писем, которые в свое время пришли в адрес создателей Книги Памяти о воинах-пограничниках и чекистах, павших в Афганистане:

«Здравствуйте, уважаемые товарищи! Получил письмо от родителей погибшего друга, что готовится к изданию Книга Памяти. Может быть, мои воспоминания чем-то вам помогут.

Призывались мы весной 1980 года. Отслужили больше года на Памире, а осенью 1981 года были направлены в ДРА. Но сразу туда не попали. У самой границы наша десантно-штурмовая мангруппа проходила долгую подготовку. Через некоторое время началась боевая работа. Нас забрасывали на вертолетах в приграничные афганские кишлаки, но вначале никаких боевых действий не происходило. Как нам казалось, отцы-командиры излишне осторожничали, старались избежать потерь. Даже обижались на них: не дают, мол, «поработать».

В ночь на 25 октября нас подняли по тревоге. Саша Львов со своим взводом отправился в кишлак и там нарвался на засаду. Бой в каменном мешке длился часов 5–6. «Духи» били с двух сторон и не давали поднять головы. Саня с друзьями под огнем вытаскивал раненых и убитых. Потом он рассказал, что вначале был страх, растерянность, а затем только злость и безразличие к смерти.