Пограничники на Афганской войне

Нам не хватало воздуха на горных перевалах,

Мечтали о воде мы в пустыне Регистан,
Кричали мы от боли на койках медсанбатов,
И все-таки по-доброму мы помним наш Афган.

Из песни «Пароль: «Афган», ВИА «Голубые береты»

И сегодня (а ведь с тех пор прошло уже почти четверть века!) я до мельчайших подробностей помню, как майским утром 1985 года транспортный Ан-12 взлетел с ташкентского военного аэродрома Тузель и взял курс на Афганистан. Через полтора часа полета он, резко сбросив скорость, нырнул вниз – на пятачок ровной земли, со всех сторон зажатый высокими горами. Из-под крыльев воздушного «извозчика» в разные стороны понеслись, оставляя косматые следы в чужом голубом небе, дымные всполохи. Транспортник отстрелил обязательные при здешних посадках тепловые «ловушки» – проверенное средство от ракет класса «земля – воздух». Еще через двадцать минут с другими, по-моему, только сейчас начавшими в полной мере сознавать случившуюся резкую перемену в их жизни «заменщиками» я впервые вступил на раскаленную не по-нашенски жарким солнцем бетонку кабульского аэродрома. Здравствуй, Афган!

Тогда я еще не знал, что «обратный билет» на «большую землю» «забронирован» для меня Богом, судьбой и воинским начальством лишь на 18 марта 1987 года. А это значит, что среди местных гор, песков и «зеленки» лейтенанту Ширяеву предстояло провести без малого два года. Какими они остались в памяти? Мне всегда было сложно ответить на этот вопрос однозначно. Ведь всякое пришлось пережить за эти двадцать два месяца жизни «за речкой». Были и радостные моменты, и тяжелые, случались и встречи, и расставания, а еще обжигали порой сердце потери – убитые и искалеченные боевые товарищи мои. В такие минуты, казалось, я готов был проклясть эти стреляющие по нас, горы… Но, видимо, не зря говорят, что время лечит, а большое видится на расстоянии. Поэтому сегодня, перефразируя песню «Голубых беретов», могу с чистой совестью признаться: и все-таки по-доброму я помню свой Афган.

Что мы там делали? Помню, как при прохождении обязательной при убытии в «длительную заграничную командировку в страну с жарким климатом» медкомиссии в госпитале в ожидании приема у врача я разговорился с пожилым офицером. «Понимаешь, лейтенант, если бы наши войска не вошли туда в декабре семьдесят девятого, там бы сегодня уже были американцы. Ведь свято место пусто не бывает…» Я улыбнулся: «Сгущаете краски, товарищ майор». В ответ услышал примирительное: «Возможно. Но что-то мне подсказывает, что когда-нибудь ты еще вспомнишь мои слова». Я не стал спорить: «Посмотрим, время покажет»…

Время показало: через несколько лет мы по доброй воле ушли домой, а войска НАТО, в том числе и американские, напротив, стоят сегодня в Кабуле, Баграме, Кандагаре и других городах Афганистана. Получается, в чем-то прав был тот майор? А это значит, что смысл нашего нахождения в горах Гиндукуша заключался не только в исполнении интернационального долга, состоявшего в военной и иной помощи сторонникам Саурской (Апрельской) революции. Но и в решении задач, связанных с обеспечением национальной безопасности Советского Союза. Ведь Афганистан находился тогда в южном «мягком предбрюшье» нашей огромной многонациональной страны. И если бы натовские ядерные ракеты среднего радиуса действия в разгар «холодной войны» оказались где-нибудь в Регистане или под Мазари-Шарифом, они, в случае надобности, постарались бы вспороть нашу ПВО.

Так, значит, все было не зря? Во всяком случае, мне в это очень хочется верить. Иначе как объяснить, за что погиб младший сержант Алексеенко, «цинк» с телом которого я сопровождал на его родину – в далекий от Афганистана небольшой украинский городок Измаил? За какие идеалы сложили в чужой стране свои головы другие наши офицеры и солдаты? Абсолютное большинство из них в то незабвенное время были молодыми ребятами, почти мальчишками. Но уже умели крепко, по-мужски дружить, рисковать, если надо, собой ради спасения жизней своих товарищей. Там, «за речкой», сформировалась особая «каста» людей. И неважно, кто из них и где служил в «ограниченном контингенте». Все мы были и остаемся боевыми побратимами, одной спаянной и проверенной войной семьей. Такой, как в песне: