Боевые машины прошили навылет гранатовый сад, былую гордость окрестностей, обдав дымом и пылью обожженные стволы и ветви. На выходе из него встретили шквал огня. Проскочить не удалось. Он зажал группу между обрывом и скалой.
Огрызаясь из пушек, БМП пятились назад, прикрывая осыпавшихся с брони пограничников.
Вышли из-под обстрела. Когда облако пыли над головной машиной рассеялось, Поляков увидел, что ствол БМП уныло склонился на броню. В голове мелькнуло: «Подби-ли! Вот и накрылась помощь…» Подавляя отчаяние, побежал к машине, соображая на ходу, что ни огня, ни дыма не видно, может, и обошлось. Он открыл люк.
– Ранен? Жив? – постучал по шлему уткнувшегося в прицел наводчика-оператора. – Почему не стреляешь?! Чтоб тебя, пехота!..
Солдат очнулся, и Поляков поймал его полубезумный взгляд:
– Я видел выстрел. Граната летела прямо в мой прицел… Дальше не помню…
Лицо парня нервно дрожало, толку пока не добьешься. Самому лезть, что ли? Так из машины боя не видно…
– Вылезай. Твоя граната перед машиной рванула, – Поляков стал вытаскивать бойца наружу.
Мимо Олега прошмыгнул в люк сержант Егоров и тут же оживил башню, вздернул ствол.
Поляков со своей группой снова попытался проскочить. Потом – опять. Тщетно. «Духи» отлично пристреляли дорогу.
Поляков ждал не темноты, хотя бы плотных сумерек. До резерва доносились звуки боя на «одиннадцатой». Там ребята уже бог знает как держатся и черт знает как поминают застрявшую подмогу.
Поляков ждал темноты, будто милости свыше. Наконец рванул вперед.
Огонь боевиков стал не таким прицельным, как чуть раньше, и БМП проскочили. До заставы оставалось всего ничего, когда Поляков услышал радиоперехват:
– Танки! К «шурави» пришли танки. Мы уходим! – оправдывался перед кем-то полевой командир, осаждавший заставу…
Грузно опустилась «вертушка». Поляков смотрел, как перевязывали и грузили в нее раненых. Среди них был и его сержант Егоров, весь в бинтах. Полуоткрытым ртом он жадно хватал воздух. Олег рванулся было к носилкам, но дверь вертолета закрылась.
Потом Поляков долго сидел с начальником заставы, отпуская потихоньку нервы. Все случившееся медленно доходило до сознания. Чувства, придавленные скоротечностью боя, просыпались, давали волю запоздалому опасению: «А если бы все не так? Если бы засада машины пожгла? Не сидел бы тут. Заставу сшибли бы. А если бы не Егоров?..» Вот когда приходит страх. Он подстерегает, когда твои нервы не звенят сталью боевого азарта и ты уязвим.
… Поляков вниз не пошел. Что-то голова разболелась.
Чертова контузия. Значит, погода изменится. Олег дочитал письмо: «Спасибо, командир, за все. Приезжайте к нам на Лену. Повод подходящий – женюсь… Сержант Егоров».
Александр Цветков. Бой гремел в окрестностях Кабула…
Дети довольно часто наследуют дела и поступки своих родителей. В семье Семеновых случилось именно так. Маленькому Яше не было еще и года, когда его отец Федор ушел на советско-финляндскую войну. Потом грянула новая – еще более ожесточенная – Великая Отечественная. В конце июня 1941 года мальчик вместе с матерью и другими жителями приграничных деревень Северной Карелии был эвакуирован в Архангельскую область. Там в 1943 году умерла мать. Яша вернулся в Карелию только летом 1944 года. Его взяла на воспитание бабушка по отцу Анастасия. Сын погибшего разведчика рос трудолюбивым мальчиком, помогал бабушке по хозяйству, хорошо учился. В аттестате за среднюю школу он имел только одну четверку. Был чемпионом Лоухского района по лыжным гонкам, имел первый спортивный разряд, занимался в драмкружке, пел в школьном хоре.
В 1957 году Семенов-младший поступил в Петрозаводский государственный университет на лесоинженерный факультет. Материально ему помогал младший брат отца Михаил, несмотря на то что у него была большая семья: жена и четыре дочки.
Студенческие годы Якова прошли под девизом: «Первый в спорте, лучший в учебе!» Все пять лет он входил в сборную университета по лыжным гонкам, а с 1962 по 1964 год выступал за сборную Карелии по биатлону.
В 1967 году недавнему выпускнику университета предложили работу в органах государственной безопасности. Получив основательную специальную и языковую подготовку в стенах Высшей школы КГБ СССР, Яков Федорович был назначен преподавателем специальных курсов. За годы учебы в Высшей школе сдал кандидатские экзамены и поступил в адъюнктуру.