Пограничники на Афганской войне

В то время было такое указание – для офицеров срок командировки не более сорока пяти суток. На деле это выглядело так: прилетаешь из командировки, меняешь грязную одежду на чистую, получаешь новое командировочное удостоверение, и назад – на границу с ДРА.

В какой-то момент случилась очередная неприятность – в ходе боевых действий были отмечены отказы при стрельбе неуправляемыми авиационными снарядами – НУРСАМи. Был случай, когда они «не сошли», залипли внутри пусковых блоков и взорвались! То, что при этом не было жертв и потерянных машин, можно списать на везение. Из Москвы прилетела большая комиссия, которая пришла к выводу, что в отказах виноваты аэродромные службы пограничных авиаполков – мол, перед снаряжением в пусковые блоки с НУРСов не удаляют консервацию. Было решено разобраться в ситуации на совещании в Москве. По сути, речь шла о публичной порке. Специалист по вооружению отказался ехать, чтобы не позориться. Отправили меня, как самого молодого офицера (я тогда был майором). Хотя к вооружению я никакого отношения не имел, пришлось ехать – отдуваться.

Прибыл в КБ Миля, на совещание. Там сидели военпреды, ведущие инженеры, много людей в форме с большими звездами. Во главе – главный конструктор. Сидит во главе стола, в тени, да так, что он нас всех видит, а мы его лица – нет. Только кожаный пиджак выглядывает из тени. Я тогда, кстати, впервые увидел такую сверхмодную вещь как кожаный пиджак! Я же был одет в скромный гражданский костюмчик, вел себя скромно и старался ничем не выделяться, ожидая получить в свой адрес массу нелицеприятных высказываний. Так и получилось – первым делом один полковник из ВВС отчитал меня:

– Почему это вы, майор, в гражданке?

Отвечаю:

– Потому что я не из ВВС, а из КГБ. Нам так ходить положено.

Ну а затем началось! Каждый из присутствующих вылил на меня ушат грязи: мол, вы, военные, за техникой следить не умеете, и вообще – таким, как вы, ничего сложнее кувалды доверить нельзя. Когда все высказались, генеральный конструктор предприятия предложил послушать обвиняемую сторону, меня то есть.

Я понял, что пощады ждать нечего, поэтому решил отвечать строптиво и напрямик. Встаю и говорю:

– А знаете, те нарушения, о которых вы упомянули, действительно имеются. Более того, мы нарушаем гораздо больше, чем вы можете предположить! Мы заправляем вертолеты «на ходу», не выключая двигателей, что запрещено. Более того, с включенными двигателями мы их снаряжаем ракетами, что категорически запрещено. Но где это происходит? «За речкой» в абсолютно неприспособленных условиях, зачастую под огнем противника. В двухстах-трехстах метрах идет бой, а мы снаряжаем машину!

Смотрю – «кожаные пиджаки» и «большие звезды» притихли. Тогда я решил дожать:

– А знаете, нам ваше оружие не особо-то и нужно! Ненадежное оно! Вон автомат Калашникова в любой пыли работает. И пистолет Макарова работает. А здесь – расконсервируй, законсервируй, выставь мишени, повесь флажки. Целая эпопея! А бой-то идет, наши солдаты на земле надеются на поддержку, пока мы все положенные регламенты соблюдаем. Давайте-ка ваши представители поедут со мной туда – в Афганистан и покажут, как правильно нужно снаряжать и обслуживать это оружие, непосредственно под огнем душманов.

Выпалил все это и замолчал. Воцарилось долгое молчание. Генеральный конструктор вышел из тени, походил туда-сюда по кабинету и наконец сказал:

– А знаете, майор прав! Не нужно наше оружие в боевых условиях, поэтому вот вы, вы и вы, – указывает на нескольких особенно ретивых крикунов, – поедете с майором в Афганистан.

Что тут началось! Все отказываются ехать, перекладывают ответственность друг на друга. Страшно ведь на войну ехать-то! Тогда генеральный говорит:

– Вы, товарищ майор, отправляйтесь на моей машине на аэродром, а мы тут все будем сидеть. Будем сидеть до тех пор, пока не придумаем, как устранить проблему.

Одним из направлений работы моего отдела было расследование летных происшествий. Во время войны в Афганистане, понятное дело, таких было немало. Особо запомнилось ЧП, случившееся в Душанбинском авиаполку. Там прямо на взлетной площадке аэродрома разбился и сгорел Ми-8 МТ. Машина была новехонькой – что же с ней случилось? Стал выяснять обстоятельства катастрофы. Оказывается в тот день в полк приехала комиссия из округа. Ее представители объявили полку тревогу. Все, что требовалось от летчиков, – добежать до своих машин, подготовить технику к взлету, запустить двигатели, не поднимаясь в воздух, доложить о готовности диспетчеру. Вроде все просто. Но тогда почему машина взлетела? И почему пилоты не сумели ее посадить?