Пограничное состояние (сборник)

Вот в такую ночь Колька Пышный, живая легенда и притча во языцех, лежал в проходе отрядного КПП. Головой, как и положено, к штабу части — оно и понятно, человек служить хочет, тянется всем свои долговязым и мосластым телом к этому чудному вместилищу немыслимых достижений воинской науки и техники, к этому сплаву неожиданных оперативно-тактических решений, нестандартных (в рамках шаблонов военных игр, естественно) ходов и хаоса безумных идей усиления партийно-политического влияния в маргинальной среде солдат и офицеров пограничных войск.

Черное, в мириадах ярких южных звезд, но абсолютно безучастное к состоянию русского офицера небо только подчеркивало бездонную пропасть его падения, его перманентного погружения в пучины алкогольной зависимости на фоне многомесячного стресса, вызванного отсутствием возможности «покормить лошадь с руки».

Дежурная смена бойцов к сложившемуся положению тела старалась относиться индифферентно. Ибо… Ибо буйный нрав лежавшего был хорошо известен не только в данном военном городке, но и далеко за его пределами. Сказано ведь: «Не буди лихо, пока оно тихо!» Посему бойцы тихонечко курили и вдумчиво тачали дембель.

Спорадически! Такое слово пришло мне сейчас на ум. Да, именно это слово всегда приходит, когда я размышляю о том, каким образом в армии принимаются решения. И надо же, именно в эту ночь начальник политотдела отряда, начПО, целый подполковник, чисто спорадически принял решение проверить. Нет, не боеготовность, упаси Господи, а только устойчивость политической платформы вверенного ему контингента. Кстати, контингент — это еще одно слово, произнося которое я вытягиваю губы трубочкой и мучительно пытаюсь осознать его потаенный смысл: если контингент — это определенная группа людей, то вот ограниченный контингент (ОКСВА, например, в коем мы со товарищи имели честь исполнять интернациональный долг) — это ограниченная группа людей или все-таки группа ограниченных людей?

НачПО, конечно, принял в корне неверное решение. Да и немудрено. Не всякий в состоянии связать два события, совпадение которых по месту и времени равносильно цунами: выдача жалованья в части и отправка представления к высокой правительственной награде на Колю Пышного в округ. Надо хоть пару пядей во лбу-то иметь. А откуда им взяться там, где и одна не ночевала.

Бойцы стояли по стойке «смирно», дико вращая глазами и изображая неподдельное недоумение и практически честную скорбь: «Не знаем, тарыц пад-пл-к-ник! Никак нет, тарыц пад-пл-к-ник! Мы тут… а он вот… так мы ж…»

НачПО задумчиво пинал носком лакированного ботинка запыленный старлейский погон.

Нет, то, что Коля, закончив самое настоящее армейское артиллерийское училище, попал в пограничные войска, где самым крупным калибром был 120-мм ротный миномет, он знал. Знал он и то, что Коля командовал взводом и его орудиями были три взводных миномета — калибр 62 мм. И тот факт, что комплекс неполноценности несостоявшегося артиллериста за три года сделал из отличника-выпускника глубоко пьющего человека, тоже был ему известен. Да и не только ему, к сожалению.

«Жалко парня. Ведь только представление после операции подписали на „Красное Знамя“… Только ушло, что ты будешь делать».

Вы видели цунами? Я тоже живьем не видел. Рассказывали.

Как начПО почувствовал железные клещи на своих лодыжках. Как что-то огромное поднялось, схватило его за отвороты отглаженной рубашечки, так что один погон, не выдержав, жалобно пискнул и остался в могучей лапе. Как это вдруг шепотом (ведь узнал, паршивец эдакий) сказало:

— Е-о мое… — и опустившись на четвереньки стало ему чистить ботинки собственной фуражкой.

А потом было утро. И Коля, двухметровый, потеющий и краснеющий, — в кабинете начПО, злыдень. И неловко так…

— Коля, ну у тебя вот мечта хоть есть какая-нибудь в жизни? Ну, вот вообще так?

И неожиданно:

— Так точно, есть, товарищ подполковник!

— Ну-ка, ну-ка! Интересно… И какая, позвольте спросить? — заинтересованно и вкрадчиво спросил начПО.

— Из пушки стрельнуть!

* * *

И ничего. Ни ордена. Ни взыскания (а кому оно надо-то?). Ни даже строчки в приказе. Ведь воюет малый. Да как воюет! Такие спецы, чтоб почти на глазок да с плиты, что у бойца на спине, да с первого раза в отверстие печной трубы с полутора километров засандалить, пусть и валяются на дороге, но искать их в другом месте — не найдешь. А эта дорога как ни крути, а на территории части была!

И мечты есть. Правда, теперь уже были. И ночи. Ночи такие были. И любовь к людям, как ни странно, была.

Мне снится сон

Мне снится сон, что я опять там…

Ночь. Оживает пустыня, оживают люди. Я сижу в блиндаже и разбираю посылочку из дому. Вот теплые носочки, шерстяные. Почти джурабы[28]. Это любимая жена мне… «Сидела — грустила, сидела — скучала, шерсти клубочек катился мимо… Его подняла, носочки связала — носи, мой сладкий, носи, любимый…» Спасибо, родная моя… Вот ужо приеду… Обниму, зацелую…