— А мы объясним. Дядя Коля, он только снаружи грозный, а внутри — белый и пушистый. Он поймет. А там, Ерофеич… Сказки Шахерезады, «Тысяча и одна ночь»! Конечно, тебе лично тысячи ночей не обещаю. Но одна ночь у тебя будет! Розы на термезских газонах еще не отцвели, шампанское не высохло, а девушки ждут и любят героев. Найдешь себе красавицу — попроси, чтоб поплевала тебе на спинку и растерла. Говорят, змеиный яд помогает.
В блиндаже под оханье и кряканье Ерофеича наш док Васька растирал ему спину барсучьим жиром. Веня аккуратно нарезал колбасный фарш и готовил посуду. Ренат, прапорщик минометной батареи, меланхолично выдергивая из тротиловых шашек запалы, подкидывал их в буржуйку. Тепло… Сонливо…
Шашечки горели хорошо, долго, давая жар и потихонечку навевая сон. Веня все уже настрогал и теперь просто умирал от нетерпения.
— Вася, хорош уже! Ты ж ведь его до костей сотрешь! А я от голода сдохну. И нас похоронят. Но ты за это ответишь.
— Вень, ты лучше спой чего-нибудь. Я ж тебя не учу, как боевые листки писать.
Вениамин взял гитару и противным голосом затянул:
— «Вот умру я, умру я, похоронят меня-а-а-а…»
— Ну ты и зараза, Венчик, докаркаешься точно, смотри…
— Да я… — начал было говорить что-то замполит. — Э, э, э, Ренат, ты что творишь?!
Дальше все было как в замедленном кино. На глазах у изумленной публики уже полусонный Ренат легким движением руки бросает очередную шашечку, но с невыдернутым запалом прямо в печкино хайло.
Через секунду все были наверху. В гробовой тишине прозвучал глухой разрыв, и из-под наката повалил дым.
Багровый Ерофеич медленно повернулся к Ренату.
— Ерофеич, это… того, прости засранца, клянусь мамой, не хотел!
— Да я тебя, козел! В бога душу ма-ать! Су-ка-а-а! — заорал было Ерофеич и вдруг неожиданно тихим голосом произнес: — Братцы!
Тут все обратили внимание, что Ерофеич стоит. Стоит прямо, стоит на двух ногах. Стоит и светится блаженством.
— Братцы, родные, а ведь отпустило, ей-богу!
Ужинали (а потом и заночевали) уже в бане. И сидя после парной в «Большом колодце», то бишь в маленьком бассейне, как всегда, мечтали о бабах и доме. И пили чай с лимонником, и смотрели на черное афганское небо, перечеркнутое Млечным Путем. И вели неспешные разговоры о чудесах нетрадиционной медицины.
СКОТОБАЗА
Теория дружбы народов
— Женя, встаешь? Время — уже без пяти.
Одеяло единым рывком сползает с макушки под подбородок, и навстречу вашему неприветливо-утреннему лицу вытаращиваются чистые, искренние глаза ребенка, в которых плещется невинность агнца Божьего, безмятежно заспавшегося и обмочившего собственную постель.
— Брат, не могу. Скажи Хакиму, что у меня неплановый факультатив. Я учу белуджский…
Ага, белуджский. «Ту пак иштум… Санг-э принта…»
На самом деле с таким же успехом это мог быть и урду, и пушту, и даже хинди или санскрит. На самом деле это означает всего лишь, что вчера была встреча друзей, приехавших в солнечный и приветливый Ташкент по делам службы. Это означает, что в попытке не отстать от группы тел, иссушенных вечной жаждой каракумских пустынь, Женя с лихвой перевыполнил норматив подъема с переворотом жидкостей повышенной градусности. А контузия годичной давности после подрыва на «духовской» мине дает себя знать как ни крути. И теперь, как честный человек, офицер, джентльмен и практически эсквайр, он не может предстать пред светлые очи своего любимого преподавателя Хакима в таком виде.
— Хорошо, брат. Я передам Хакиму все, что ты хочешь. Тебе точно ничего не нужно?
Потрескавшиеся губы плотно сомкнутого рта не могут отслоиться друг от друга, но характерный жест рукой ясно указывает на графин с водой.
— Держи, пей.
Графин был опустошен одним глотком, как дождевая туча, попавшая в жерло вулкана.
— Спасибо, ты настоящий друг.
После занятий застаю друга уже побритым и сидящим на аккуратно заправленной постели. В руках у него — русско-итальянский разговорник.
— Брат, смотри, как интересно. Бокал, фужер по-итальянски — бикьеро. Стаканчик поменьше — бикьерино. Стопочка, маленький стаканчик — бикьериччо. Ты знаешь, что это значит?
— Х-м, понятия не имею. Объясни.
— Я понял: несмотря на то что в сущности истинно — человек человеку волк, — все люди друг другу где-то немножечко братья. Конечно! — с жаром продолжает он, видя мое удивленное лицо. — Об этом можно было догадаться давно, стоило только обратить внимание на схожесть языковых форм разных народов! Смотри, пару лет назад в одном туркменском магазине я видел набор кастрюль, три предмета. Как ты думаешь, что было написано на ценниках?
— Не может быть?!
— Точно! Так и было! Большая кастрюля — каструл, чуть меньше — каструлка и самая маленькая — каструлчик!
И был вечер. И было выпито за международное братство и Интернационал.
А утром снова был неплановый факультатив. Итальянского…
Великий русским языка