Все дороги — железные, шоссейные, проселочные, ведущие в пограничную зону, были взяты под строгий контроль. Отряд перешел к охране границы по усиленному варианту. Было установлено постоянное наблюдение за Белугиным хутором, расположенным в двух километрах от поселка Горского и в каких-то четырех от государственной границы. Хутор стоял вблизи небольшого озера, зажатого со всех сторон скалистыми сопками.
Старенький деревянный дом, обшитый покрашенной в коричневый цвет вагонкой, потрескавшейся от времени, небольшой яблоневый сад под окнами дома, отстоявшие на некотором удалении от жилья хлев, сенной сарай, баня и дровяник — это все и называлось Белугиным хутором. Самый обыкновенный хутор, каких в этих краях сохранилось еще немало. И люди на хуторе жили вроде бы обыкновенные: хозяин и хозяйка, которым было под пятьдесят, — рабочий совхозной пилорамы и свинарка, их восемнадцатилетняя дочь, письмоносица горского почтового отделения. Хозяин хутора всегда был под хмельком: на пилораме нередко перепадала «левая» работа и клиенты рассчитывались с пилорамщиками натурой — бутылками. Кроме того, хозяин хутора промышлял еще и рыбой: в весенний нерест брал сетями щуку, окуня, плотву, леща — озеро-то было под боком.
Тайный рыбный промысел унаследовал от отца и Сергей, а вместе с промыслом и пристрастие к спиртному. Он ловил не только обычную озерную, но и красную рыбу: во время осеннего хода лосося выезжал на браконьерский промысел на одну из рек, впадающих в Ладожское озеро. В белугинском доме круглый год не переводилась и красная икра и лососина семужного посола. Товар этот всегда находил тайных покупателей... Денег Сергею хватало не только на выпивку, он решил обзавестись собственной «Победой». Он уже и в очередь на автомобиль оформился, но тут случилось то, что привело его на скамью подсудимых: инспектор рыбнадзора застал Сергея Белугина с напарником, когда они освобождали браконьерские снасти от богатого улова. Инспектор был молодой, неопытный и наивный: никак не могло прийти ему в голову, что злостные браконьеры ради добычи могут решиться даже на убийство. Решились. Подошедшую к ним лодку с инспектором перевернули, а пытавшегося спастись инспектора — он пустился к берегу вплавь — убили веслами... Потом суд. Длительный срок лишения свободы. И вот теперь — всесоюзный розыск бежавших из заключения опасных преступников, и в их числе бывший житель этого хутора...
«Не обнаружено», «не выявлено» — уже не одну неделю эти неутешительные слова звучали в устных докладах, стояли в официальных документах. Устные и письменные донесения эти вызывали понятную тревогу и у тех, кто докладывал, и у тех, кто принимал эти доклады: каждая минута волчьей свободы необезвреженных преступников могла обернуться для людей новой бедой. Бандитам надо было еще чем-то питаться — на грибах и ягодах долго не протянешь, и вот даже обыкновенную пищу они должны добывать обманом или силой...
4. Беглецы
Они знали, что их ищут, понимали, что чуть ли не каждый милиционер на Северо-Западе знает их в лицо: нехитрое это дело — переснять и размножить тюремные фотокарточки в анфас и в профиль. Поэтому Куковцев отпустил усы, а Восьмериков решил обзавестись и усами и бородой. Белугину это было ни к чему. Внешность у него была такая, что никаким словесным портретом не передашь, — обыкновенная, неброская и незапоминающаяся: круглое лицо со вздернутым носом, светлые волосы с рыжинкой, средний рост. Добрая половина парней имеют такую ничем не примечательную внешность. Тем более что вскоре пришлось убедиться: вся эта растительность на роже — никакая не маскировка. Взять те же усы, которые отпустил Куковцев. Подвернувшийся на дороге старый знакомый шофер без труда узнал его и даже пошутил:
— Скудные у тебя усишки, Славка. Могу со своих выделить на рассаду... Побреюсь, понимаешь, а через три часа хоть снова берись за бритву...
Веселые слова эти чуть ли не стоили шоферу жизни — Восьмериков неожиданным ударом в солнечное сплетение бросил его на землю, а Куковцеву велел добить своего старого знакомого. (Не сумел Куковцев, остался живым шофер.)
Не мешкая забрались в кабину. Куковцев привычным движением включил скорость...
Машину бросили за рекой Тосной, решили в Саперной пересесть на электричку. Ждали ее минут пятнадцать, притаившись в кустиках возле железнодорожной насыпи. И здесь Куковцев уточнил то, на что туманно намекал в колонии, когда побег еще готовился: на Серафимовском кладбище в старинном надгробии у него припрятано пятьсот рублей — незадолго перед арестом «заховал на черный день». Тогда, в колонии, ни суммы, ни места, где припрятаны деньги, не называл...
Восьмериков похвалил:
— Молодец! Годится! Кое-какими шмутками обаведемся. Продуктами запасемся.
Тут же уговорились: в Ленинграде вместе не появляться. Кукозцев рассказал, как доехать от Московского вокзала до Серафимовского кладбища. В электричке расселись по разным вагонам.