Убедившись, что местоположение источника нам всё ещё доступно и нет препятствий для полёта на максимальной скорости, а также что маневрирование перестало быть для меня серьёзным напрягом, всё-таки формулирую соображение, почти утянутое на дно мыслительного процесса:
– Вот так лингвистический релятивизм… Не прав был Том: у нас с тобой получилась отличная команда.
– Здесь нет противоречия. Восприятие может совпадать независимо от родного языка. А папа почти всегда прав, просто по статистике…
– Знаю-знаю, максимальное количество удачных решений… Почему мы от него удрали?
– Продолжаем учиться принимать свои, наверное?
– Ты – продолжаешь учиться, а я – уже умею! – назидательно провозглашаю и закладываю крутой вираж, уворачиваясь от какой-то пофигистичного вида птицы, словно дрейфующей на одном крыле.
Система издаёт возмущённые звуки: то ли манёвр рискует перерасти в опасный, то ли управление с такой угрозой стоило оставить за автопилотом.
Лея тихо смеётся, догадываясь:
– Тебе же известно, что расу впустила сюда я?
– Да. И не поступил бы так же, если ты об этом.
– О, разумеется, разумеется! Даже тулисианский суслик не прошмыгнёт в подконтрольную тебе зону! Правило не распространяется на исполненных обаяния мирабилианцев, не так ли?
– Что-то вроде того… – приходится со вздохом признать мне. – Они теперь вышлют каких-нибудь полицейских роботов нас ловить?
– Конечно нет…
– Я слишком увлёкся приключениями и забыл сказать тебе спасибо. За Алекса. Что угодно проси взамен.
– Не стоит благодарности, я просто занимаюсь наукой. И у нас здесь проблема гораздо сложнее.
Должно быть, на лбу у меня выступает пот: Лея жестом понижает температуру в каре. Замечаю на запястье рядом с узкой полоской планшета механические часы. Лаконичные, с белым циферблатом и римскими цифрами. Совершенно точно созданные земным дизайнером.
«Подарок отца… на пятидесятилетие».