Пограничные полномочия

Но метод Дэвидсона – способ запереть тревогу на периферии мышления. А вот гамак, в котором я возлежу, как в райском облаке, просто-напросто страх выключил. Настроение куда-то двигаться сразу пропало. Интересно, как тут выходит с «нотой»? Изменяю ли я сейчас себе? Хм…

Не думаю. Просто провалился в промежуток между двумя активными точками бытия, растянув его на внятный по времени отрезок, где меня наглухо опутало шлейфами ярких воспоминаний – преимущественно детских.

К примеру, лет в девять хотел похвастаться Ритке акробатическими этюдами, а она не смотрела, уткнувшись в планшет. А когда я просёк этот манёвр и попытался обидеться, потащила к себе пробовать сотворённый вручную яблочный пирог, увидев который Тихорецкий взял нож и начал выступать с рассуждениями о трисекции угла, в конце концов утомив даже меня.

Так что… каждый из нас действительно «держит ноту». Причём чем дальше, тем сознательнее и самоироничнее. Мы как будто условились о ролях в постановке и не отступаем от образов, чтобы не испортить спектакль.

Я, например, – контрол-фрик, раздираемый импульсивными хулиганскими порывами…

– Кхм, Ваня… прости, но я… несколько минут назад отключил влияние гамака.

А он – беспринципная сволочь, наделённая безграничным терпением.

Нажимаю двумя пальцами на переносицу, будто активируя дополнительный ресурс, а потом одним движением выпрыгиваю из горизонтального положения на пол. Не ожидавший такой энергии Том переступает назад.

– Осторожнее, у нас здесь бывают неполадки с гравитацией.

– Веди к нему, – принимаю героическую позу: руки в боки, нос кверху. – Счас я этой коробке с мультиками трансляцию отдебажу!

В ответ – ничего, кроме подрагивания подбородка с микроскопической амплитудой. Вряд ли он собирается заплакать, значит, причина – зачаток противоположной эмоции. Но её он так и не показывает, махнув в сторону одного из выходов и деловито устремившись вперёд.

***

Перед входом в ангар Том оборачивается, открывает люк и кивает в ответ на мой пристальный взгляд: дальше он идти не собирается.

Освещение становится ярче по мере продвижения к кораблю. Наш надоевший знакомец стоит рядом со сплющенной формы звездолётом, похожим на тулисианский, будто собирается позировать для рекламы. Дополняют картину гладкие стены ангара, подсвеченные фрагментарно, как в подземном переходе, оснащённом газовыми, что ли, фонарями, или какие они там были… Ничего так, стильная получилась бы визуальная история, учитывая нашу моду на образы из XX века.

Машу́ ему издалека и громко спрашиваю:

– Эй, привет! И почему всё-таки Магритт?

– Вы хотите увидеть смысл? – не меняя позы, наставляет «лицо» прямо на меня.

– Нет. Я спрашиваю, почему Магритт.

– Идентичность… – неожиданно произносит мой собеседник. Только с полусекундной задержкой понимаю, что получил ответ на прямой вопрос. – Вы хотите принять информацию?

Движется вперёд в полной тишине и застывает в полутора метрах от меня, будто вытянувшись и распрямив спину.

– Нет. Познакомиться с тобой хочу.

– Вы желаете знать?

– Да, – сдаюсь я, вытянув вперёд обе руки ладонями вверх – какой-то первобытный жест, но не могу придумать, как ещё заставить самого себя настроиться на выбранный план – не сопротивляться. До последних событий я и не подозревал: «не сопротивляться» бывает только двух видов – почти невозможно и… ничего не стоит. Сейчас первый случай.

16 апреля 2099 года, Мираж

Я в мирабилианском аэрокаре. На Земле. Небо над Васильевским островом, только нереально бешеный трафик. Готов поклясться, что автоматическая система контроля за перемещениями вышла из строя, и никак не могу поручиться, что удерживающее от столкновений силовое поле всё ещё функционирует.

Машина на ручном управлении. Компьютер не узнаёт меня и не слушается команд по-русски, по-английски и по-тулисиански. На большее голова не способна, а переводчик голосом не активируется.

Рядом – даже не удивляюсь – сидит Рита, и размера её ладони не хватает, чтобы полноценно управлять рассчитанной на богатырей машиной.

А, ну да… и у меня связаны руки. Точнее, скреплены витой металлической нитью, не поддающейся уже которому подряд максимальному усилию мышц. Она до того ледяная, что кажется обжигающей.

Пока кое-как получается укрывать от сознания, что конструктором данного ада может быть только один человек…

– Рита, давай двумя. Вот так, да, – как могу помогаю ей, поочерёдно неестественно изгибая пальцы. – Сажаем вон туда на гравийную дорожку.

Оглушительный пришепётывающий свист сверху. Поднимаю взгляд – два автомобиля уровнем выше всё-таки столкнулись, одному из них оторвало люк, что, конечно, технически невозможно, но прекрасно укладывается у меня в голове. И летит он, само собой, как раскрученный диск – ребром прямиком к нам в лобовуху.