— Послушайте, — произнес Каннингем тоном, по которому можно было понять, что он настроен дружелюбно, но не хочет, чтобы на него давили слишком сильно. — Я говорю с вами как друг, Уэлдон. И не потерплю, чтобы со мной обращались как с каким-нибудь проходимцем.
— Я об этом и не помышлял, — возразил молодой человек. — Но мне действительно нужно знать, кто передал вам эту записку для меня?
— Какой-то мексиканец, ничем не примечательный. Черт возьми! Я не уверен, что должен был говорить вам даже это!
— Каннингем, мне хочется верить вам, но разве не Франческа Лагарди передала вам эту записку?
— Франческа? — удивленно переспросил тот и умолк.
Уэлдон быстро оценил ситуацию. Вынул записку из кармана и протянул ее сидящему в машине:
— Вот то, что вы доставили.
Каннингем медленно вслух прочел текст, стараясь не повышать голоса:
— «Я в безвыходном положении. Помогите мне!» — Он хмуро уставился на юношу: — Какого черта она обращается за помощью к вам?
— Я хотел вас спросил об этом.
Каннингем закусил губу и слегка смутился.
— Мне пришла в голову одна мысль, — осторожно заметил Уэлдон, — вы бы с удовольствием сами бросились ей на помощь, если бы она попросила вас об этом.
— Глупости! — раздраженно фыркнул Роджер. Но вид у него был мрачный. Казалось, он пытается разрешить для себя какую-то серьезную проблему.
— Скажите, — настаивал Уэлдон. — У нее что, неприятности? Может быть, она не свободна и кто-то командует ею?
— Дьявол командует ею, — с горечью констатировал его собеседник. — Кто еще мог бы подчинить ее себе? Нет, с ней все в порядке! Она здорова и в прекрасном состоянии, насколько мне известно.
— Тогда, я думаю, вы сможете передать ей на словах, что я занят.
Каннингем кивнул и с интересом оглядел Уэлдона:
— Вы действительно не поедете?
— Разумеется, нет.
— Вы еще более редкий тип человека, чем я предполагал, — заключил Роджер. — Скажите мне, как вам это удается? Как вы можете остаться в стороне, когда она просит вас о помощи?
— Потому что внял вашему же предостережению, — отозвался юноша. — При первой нашей встрече вы сказали мне, что она дикая кошка. Я так и отношусь к ней, с недоверием.
— Разве я говорил вам о ней? — невесело рассмеялся Каннингем. — Впрочем, кажется, говорил…
Эта лаконичная фраза многое объяснила Уэлдону. Вот, бывает и так. Предупреждаешь о пожаре, а сам обжигаешься.
— Вы действительно не собираетесь ехать? — еще раз спросил Роджер.
— Я уже ответил. Если на то пошло, в жизни не встречал более топорной ловушки!
— Ловушки? Вы что же, считаете, что она обращается к вам за помощью только для того, чтобы заманить вас в ловушку?
— А вы думаете, она не способна на это?
— Дружище! — воскликнул ошарашенный Каннингем. — Разве вы ее так плохо знаете?
Глава 30
ПЕСНЯ, КОТОРУЮ ПОЮТ СИРЕНЫ
Небольшие штришки, завершающие плавные движения кисти, — и портрет готов. Но эти последние слова Каннингема были как неожиданный мазок мастера, который заставляет по-новому взглянуть на всю картину. Уэлдон, оторопев, уставился на Роджера, который сначала рисовал один портрет Франчески, а теперь смелым движением кисти изменил его.
— Мне хочется верить вам, когда вы так говорите, — тихо произнес он.
— А что, если вы действительно мне поверите?
— Тогда я сяду в машину и поеду вместе с вами.
— Куда?
— К ней,
— У меня нет полномочий забрать вас с собой.
— Придется взять.
— Вы уверены?
— Вы же не хотите быть идиотом, Каннингем!
— Одному Богу известно, каков я на самом деле. Садитесь в машину. Но я ни за что не ручаюсь, за исключением того, что Франческа не способна на подлость.
Уэлдон, помедлив немного, повернулся на каблуках и ушел в дом. Быстро вернувшись, он влез в машину, устроился на свободном сиденье.
— Вам лучше захватить пальто. Вечерами прохладно, — предупредил его Каннингем, но Уэлдон, казалось, не слышал его.
— Я сделал это, — пробормотал он.
— Сделал что? — не понял Каннингем.
— Предупредил их, что меня не будет сегодня ночью.
— Что, крупное дело? — не без иронии поинтересовался Роджер, включая зажигание.
Мерный рокот восьмицилиндрового двигателя слился с бормотанием Уэлдона:
— Я перешел все границы. Помоги мне Боже!
Каннингем никак не отреагировал. Он вел машину, уделяя все внимание дороге. Она была плохая — в рытвинах и ухабах, но водитель мастерски их объезжал, уменьшал скорость на поворотах и увеличивал ее на прямых участках.
Довольно долго они ехали молча. Наконец Каннингем спросил:
— Вам это известно, не так ли?
— Известно — что? — не понял Уэлдон, так как мысленно улетел уже далеко от последних сказанных ими фраз.
— Что Франческа недоступна вашему пониманию. И что вообще никому из мужчин не дано ее понять.
— Так уж и никому?
— Возможно, и никому. Впрочем, не исключено, что где-нибудь слоняется какой-нибудь пройдоха с хорошо подвешенным языком, с которым она будет нянчиться и который разбазарит все ее денежки. И в конце концов бросит ее! — Он говорил с раздражением. Вздохнув, добавил: — Ее броня непробиваема. Единственное слабое место — сердце. Если у нее вообще есть сердце!