Радикальный пересмотр устоявшихся научных представлений наметился, однако, лишь в самом конце советской эпохи. В 1991 г. появился популярный очерк истории Великого княжества Литовского, написанный С. В. Думиным, — по существу первый в советской историографии. Автор оспорил многие стереотипы, сложившиеся в изучении этого государства: например, об «экспансии» католицизма в восточнославянских землях в XIV–XV вв.; по мнению С. В. Думина, политика веротерпимости была единственно возможной в Великом княжестве Литовском, и хотя господствующей религией было католичество, это не ущемляло прав православного населения[78]. Был поставлен под сомнение и столь часто повторявшийся в нашей литературе тезис о тяготении славянского населения к Москве; во всяком случае, в начале XVI в. это было не так: жители считали своею Русь в пределах Литовской державы, а московского великого князя — врагом[79]. Взамен традиционного представления о раздираемом противоречиями, клонящемся к упадку государстве С. В. Думин предложил иной образ Великого княжества Литовского — «многонационального государства, в течение длительного периода довольно успешно решавшего свои многочисленные проблемы»[80].
Показателем значительных перемен во взглядах отечественных ученых стали конференции, прошедшие в 1991–1992 гг. в Москве и Гродно и посвященные взаимоотношениям различных конфессий в средневековой Восточной Европе[81]. Ряд участников этих дискуссий высказали мнение о том, что в жизни Великого княжества Литовского — по крайней мере до конца XVI в. — преобладала веротерпимость; подобный взгляд уже давно отстаивали польские исследователи[82].
Казалось бы, с крушением старых идеологических догм можно было ожидать появления новых монографических исследований по истории Великого княжества Литовского, подобных классическим трудам М. К. Любавского и М. В. Довнар-Запольского, однако этого не произошло. В историографии большинства стран на постсоветском пространстве возобладала национальная парадигма: явления и процессы, наблюдавшиеся в Великом княжестве, изучаются историками в рамках ныне существующих государственных границ; территория Литовской державы как бы дробится исследователями на «зоны» литовских, украинских, белорусских, российских научных интересов. Но насколько оправдан подобный национальный подход к такому донациональному политическому образованию, каким было Великое княжество Литовское?
Так, в капитальной монографии H. Н. Яковенко приведен обширный фактический материал и сделаны интересные наблюдения о князьях, панах и земянах Волыни, Киевского и Брацлавского воеводств в конце XIV — первой половине XVII в.[83] Выводы автора о социальной неоднородности украинской шляхты той эпохи вполне убедительны, но насколько правомерно называть ее «украинской» и рассматривать изолированно от православной шляхты других земель Великого княжества? Региональные различия, конечно, важны, но приоритетным остается все-таки изучение шляхетского сословия в масштабе всего Литовского государства. Как будет показано ниже, переселение шляхтичей из одного повета в другой было обычным явлением, особенно если их родные земли попадали под власть соседнего Московского государства.
Ограниченность регионального подхода, обусловленного национальными или местными («краеведческими») интересами историков, проявилась и при изучении удельных княжеств, находившихся на восточных окраинах Литовской державы. Так, судьбы княжеств Верхней Оки (так называемых «верховских») стали предметом рассмотрения российских историков А. В. Шекова и С. В. Ковылова[84], в то время как украинская исследовательница Е. В. Русина сосредоточила свое внимание на городах и княжеских уделах Северской земли[85]. Научная ценность названных работ далеко не одинакова: книга А. В. Шекова представляет собой лишь краткий очерк истории «верховских» княжеств (относительно подробно охарактеризован лишь Волконский удел); диссертация С. В. Ковылова, судя по автореферату, вообще не содержит каких-либо новых фактов или выводов; а книга Е. В. Русиной, напротив, отличается богатством конкретных наблюдений и тонким анализом разнообразных источников. И тем не менее во всех трех случаях можно говорить об ограничениях, накладываемых на исследователей избранным ими локальным подходом. Для того чтобы объяснить судьбы «верховских» или северских князей, необходимо учесть и проанализировать факторы, для изучения которых региональный масштаб не подходит: политику литовских и московских великих князей, положение православных в Великом княжестве, процесс формирования сословий и многое другое.