Пограничные зори

Не враз оторвал он плечи от опоры, не резво поднялся на ноги, а карабкаясь к шахтному вылазу, то и дело отдыхал.

Вылез. Повис на перекладине перил, взглянул на взбаламученную водную ширь, сощурился от игры солнца на воде и со вздохом подумал, что борьба со стихией еще не кончилась: пожалуй, только началась. Перевалило лишь за полдень, а что-то еще покажет ночь; по многолетним приметам, Аму-Дарья в паводки особенно разбойничала по ночам, и добро б к закату успел подойти второй караван барж с камнем и габионами — бетонными с крюками плитами, которые оказались неизрасходованными в низовьях канала.

Медунов знал, на что горазда взбалмошная Дарья. Был на его памяти такой случай. Поднялся из воды остров (а известно — островами Аму-Дарья играет, как мыльными пузырями: был — и нет; смотришь, точно такой же вылупился в ту же ночь где-то ниже или выше по течению). Остров, о котором идет речь, наперекор родительнице, не берегущей детей своих, дожил лет до семи, камышом порос, и даже лох, тамариск на нем прижились. На три с лишним километра вытянулась пологая суша, омываемая мутными струями. Год от года остров увеличивался: раздался вширь, в высоту подался — с южной стороны обрывистым стал. Сначала никто на него не обращал особого внимания: деревья понемногу вырубали, косили камыш. И вдруг пошли об острове толки: оказался он настоящей кладовой солодкового корня. Поставили там палатки, начали строить домики и разные службы для промысла. Целый поселок выстроили. Обжились островитяне, всякой живностью обзавелись, улице название дали, а с берега, из усадьбы совхоза, электрические провода протянули. В помощь машинной базе, с тракторами, бульдозерами и канавокопателями, у причалов — моторные катера и каюки.

Заготовка солодкового корня шла бойко год и два… Остров, формой напоминавший сказочных размеров судака, поэтому и названный Судачьим, вытянулся еще на километр. Протока сузилась, куры вброд ее переходили; еще чуток — и срастется остров с берегом.

— Хорош корешок! — радовались заготовители Чарджоуского солодкового завода.

Куда лучше: толщиной с верблюжью ногу, по сладости и целительным свойствам — высших кондиций. Азартные заготовители смотрели в корень, да не в тот… Усиделись они на Судачьем и забыли, что находятся во власти Аму-Дарьи, которая лишь на время — потешиться — сотворила остров, позволила не надолго ветру и солнцу украсить его лесом, камышом и солодкой. Пришел час, и Дарья порешила смыть свое минучее творенье. Случилось это в июле, ночью. Накануне, ни днем, ни вечером, ничего не замечалось подозрительного в поведении Дарьи; неожиданно в полночь она от своего правого берега шарахнулась к левому, в узкую протоку. Вал за валом катился с верховья, паводок был высоким.

Ни один паводок не обходился без подвохов; так было и на этот раз. Первый же шквал обрушился на самый, казалось бы, безопасный — левый край острова. Рвать берег Дарья начала своим излюбленным способом: вымывая зигзагами, как бы выгрызая, а потом единым махом сметая все.

В сообщницы себе взяла Дарья песчаную бурю, разыгравшуюся ночью в Каракумах. В кромешном плену очутились жители поселка. Порвало электрические провода, сразу же смахнуло крайний барак. И нечего было противопоставить сомкнувшимся стихиям реки и пустыни. Машины отводили в дальний конец острова: что можно, грузили на суда и перевозили на берег. Под утро выросли грязевые грибы, в разинутые пасти воронок влезли дома с пристройками. Перейдя улицу, поток резанул провисший яр под остальными строениями и пошел дальше валить деревья, столбы, камыш. Остров таял. Жителям удалось спастись на каюках; по словам белый петух, отправившийся в плавание на фанерном очевидцев, последним на восходе солнца покинул остров ящике из-под макарон… На месте Судачьего по фарватеру образовалась впадина.