Пограничный легион (сборник)

Стало темнеть. Засветившиеся кое-где огни еще больше сгущали тени. Пока Джим и Джоун спускались с откоса, Джоун все время шла рядом с ним. Ей почему-то казалось, что она сообщница бандитов, она пугалась каждого встречного, чуть не шарахаясь в сторону, если им попадалась кучка тихо толкующих о чем-то людей. И только поняв, что на них с Джимом никто не обращает ни малейшего внимания, немного приободрилась. Джим тоже обрел больше уверенности в себе. Надежной защитой казалась и спускающаяся темнота. Чем дальше они шли по улице, тем больше им попадалось народу. Салуны снова искрились весельем: Олдер-Крик возвращался к обычной свободной, беззаботной жизни. Почтовая контора находилась недалеко от «Последнего самородка». Это была большая палатка без переднего полотнища, на месте которого возвышалась конторка. В палатке тускло горела лампа. Снаружи слонялось, как бы без дела, с полдюжины мужчин, внутри находилось еще несколько человек, двое из которых, по всей видимости, принадлежали к вооруженной охране. Джим спросил, ни к кому не обращаясь:

— Когда отходит ближайшая карета на Бэннок?

Человек за конторкой резко оторвал голову отлежавших перед ним бумаг.

— Когда мы ее отправим, — грубо ответил он.

— Ну и когда это будет?

— А тебе какое дело? — ответил тот еще грубее.

— Мне нужно два места.

— Тогда другое дело. Входи, мы на тебя посмотрим. Нам нынче приходится осторожничать.

Человек улыбнулся. Очевидно, он знал Джима и был высокого о нем мнения. Эта сцена успокоила Джоун, утихло мучившее ее жестокое сердцебиение. Она увидела, как Джим передал за конторку мешочек золота, из которого агент отвесил, сколько полагалось за их проезд. Возвращая мешочек, он что-то сказал Джиму на ухо. Потом Джим повел ее прочь, крепко прижимая к себе ее руку.

— Все в порядке, — возбужденно шепнул он, — карета отходит на рассвете. Обычно они отправлялись много позже, около полудня. Но завтра хотят выехать пораньше, пока никто не видит.

— Боятся, что может быть нападение?

— Ну, он этого так прямо не говорил. Но все может быть… Да ты не беспокойся, я правда думаю, что ничего не случится. Знаешь, у меня столько золота, мне кажется, я вешу не меньше тысячи фунтов.

— Что же мы пока будем делать? Джим остановился посреди дороги. Было уже совсем темно. В поселке зажглись огни; по улице взад-вперед расхаживали люди, под сапогами погромыхивали плохо пригнанные доски мостков; из салунов доносился шум голосов; в «Последнем самородке» вразнобой играл оркестр.

— В самом деле, что? — неуверенно повторил Джим.

Сама Джоун еще ничего не могла предложить; однако страх ее почти оставил, мысли понемногу прояснились, и она поняла, что скоро голова опять заработает.

— Надо бы поесть и отдохнуть, — подсказал здравый смысл Джима.

— Поесть я попробую, а вот уснуть мне сегодня вряд ли удастся, — заметила Джоун.

Джим повел ее в маленькую мексиканскую закусочную, состоявшую из двух палаток, соединенных дверью. Столом служила доска, положенная на две бочки, сиденьем другая доска, покоящаяся на небольших бочонках. Помещение неровным светом освещала коптящая лампа. Стол мексиканца вполне соответствовал обстановке, но все было чисто и вкусно. Джоун, привыкшая к стряпне Бейта Вуда, оценила и то и другое. Они с Джимом были единственные посетители. Мексиканец, прилично говорящий по-английски, был любезен и мил. Видно, ему приятно было, что его еду оценили. Вкусный ужин вкупе с дружелюбной болтовней мексиканца успокаивающе подействовали на Джима. Он перестал прислушиваться, не посматривал исподтишка на дверь.

— Джоун, похоже, все обойдется, — сказал он, взяв ее покоившуюся на столе руку. Глаза у него потеплели, он робко нагнулся к ней.

— Ты не забыла, — шепнул он, — ведь мы с тобой муж и жена?

Джоун слегка вздрогнула.

— Еще бы, — торопливо прошептала она. Но, похоже, она все-таки забыла.

— Ты моя жена.

Джоун посмотрела на него. Каждый нерв у неё затрепетал. По телу разлилась горячая волна.

Джим засмеялся, как мальчишка.

— Это первый ужин в наш медовый месяц!

— Джим! — прошептала Джоун, и щеки у нее зарделись.

— Ты сидишь со мной! Как ты хороша! Да только ты не девушка, ты все еще Дэнди Дейл!

— Не называй меня так! — воскликнула Джоун.

— Непременно буду… всю жизнь! Мы сохраним этот бандитский костюм. Ты иногда будешь его надевать — так, покрасоваться… напомнить мне о прошлом… попугать детей…

— Джим Клив!

— Джоун, милая моя Джоун, мне даже страшно, что я так счастлив! Но что поделаешь. Мы выберемся отсюда. Ты моя. У меня куча золота. Господи! Я даже не представляю, сколько. Только тебе его за всю жизнь не истратить. Правда, все сейчас как во сне?

Джоун улыбнулась сквозь слезы. Рассердиться она не могла.

— Сперва вытащи отсюда меня и золото, а потом и кукарекай.

Слова эти отрезвили Джима. И вот опять темнота улицы. В свете редких тусклых огней взад-вперед сновали темные тени.

— До утра еще далеко. Куда нам пойти, чтобы ты немного поспала? — пробормотал он.

— Поищи место, где можно было бы посидеть и подождать рассвета.