Когда банда была уничтожена, Самохин поблагодарил Кочукбаева и других комотрядовцев за помощь, а у Невоструева спросил, почему тот в одной майке и где его гимнастерка.
— Симачкова на ней везут в комендатуру.
— Что с ним?
— Ранили. В живот. В памяти, но плохой.
Оставленные Невоструевым пограничники, срубив клинками два ровных деревца, продели их через рукава двух гимнастерок. Примитивные, но крепкие носилки привязали к седлам двух лошадей, вставив распорку, чтобы кони не сдавили раненого, и повезли Симачкова в комендатуру. Вначале раненый чувствовал себя неплохо, крепился, но когда проехали половину пути, он стал терять сознание, давать в бреду команды: «Отбейте их… За мной приедут… На коней… Догони их, Федя!», а как приходил в себя, то просил пить. Ехали шагом, хотя дорога была ровной.
В комендатуру приехали к обеду. Врача не было, и раненого приняла Надежда Яковлевна. Не отошла она от больного и когда приехал врач. Двое суток дежурила она у постели раненого, кормила и поила его из ложечки, меняла мокрое от пота и крови белье и, сдерживая слезы, с улыбкой говорила ему о его будущей жизни, о свадьбе, о детях, которые обязательно будут походить на отца, будут такими же сильными, как и он, и что им уже не придется мотаться по горам за басмачами — их всех перебьют к тому времени. Симачков под влиянием спокойного, ласкового голоса и искренности тона тоже начинал мечтать о будущем, вспоминать свое детство, девчат украинских: «Как они спивають!» — вспоминал он. — Весной у нас в снежном цвету вишневые сады по хуторам. — О вишневых садах Симачков говорил с особой теплотой. Надежда Яковлевна улыбалась и глотала слезы.
Раненый все чаще и чаще стал терять сознание, а когда приходил в себя, то просил:
— Усни, Надежда Яковлевна, я потерплю.
Она отвечала ему, что отдыхала, пока он спал, и вновь начинала разговор об Украине, о вишневых садах. Он поддерживал разговор, вспоминал, как они, босоногие хлопцы, до слез обиды завидовали богатым хуторянам и очень хотели вырастить свои вишни; но ни земли для сада, ни саженцев не было. Однажды он все же решил посадить вишню в палисаднике и выкопал дикий отросток от корня в саду у одного куркуля, а тот куркуль спустил на него собак.
Надежда Яковлевна слушала рассказы Симачкова, глотала слезы и улыбалась: «Теперь-то уж вырастишь свой сад».
Симачков умер. На его могиле Надежда Яковлевна посадила вишневое деревце.
За два десятка лет объехала она с мужем почти всю границу Казахстана и всюду, где жила, сажала вишни.
ПОЕДИНОК СО СМЕРТЬЮ
Вторые сутки шел мелкий холодный дождь. Лесные дебри, обычно полные птичьего щебета, притихли. Намокла и прилегла высокая трава. Между камнями затаились два пограничника — командир отделения Невоструев и красноармеец Кропоткин. Плащи их топорщились, стесняли движения, с фуражек, ставших от дождя темно-зелеными, стекала вода на шею, лицо. Невоструев и Кропоткин досадовали на дождь, время от времени ругая «прохудившееся небо» и промокаемые жесткие плащи.
— Много в них настреляешь, колом стоят, — бубнил Кропоткин.
— Снимем, если что.
— Придется.
Они лежали на опушке густого леса. Перед ними была открытая поляна, метров триста ширины, а дальше снова невысокие горы и снова лес: сосны, развесистые березы и карагачи, кусты барбариса. На поляну выходило ущелье Чубурма-Хасан. За этим ущельем и наблюдали пограничники.
Три дня назад начальник поста Кызасу Хохлов поставил перед Невоструевым задачу: с пятью пограничниками выдвинуться к ущелью, встретить и уничтожить банду, которая намеревается через Киргизию по ущелью Чубурма-Хасан уйти за кордон. Невоструев не стал размещать свой наряд в ущелье, потому что в нем трудно было расположиться так, чтобы банда не заметила их, а обнаружив засаду, она могла уклониться от боя и повернуть назад. Тогда — вынужденная, может быть, длительная погоня. Такого исхода встречи Невоструев не хотел и выбрал поэтому место стоянки в лесу перед поляной.
Расчет был прост. Выход из ущелья хорошо виден, и если банда появится, то пока она пересечет поляну, пограничники успеют приготовиться к бою, отрезав ей путь отхода, если же басмачи не пойдут сюда, а свернут по краю поляны в другое ущелье, начинающееся недалеко от Чубурма-Хасана, идущее к Красной сопке, за которой тоже начинается густой лес, то и тогда часть наряда сможет быстро и незаметно, обогнав банду, сделать засаду у Красной сопки. Другой частью наряда можно будет закрыть путь отступления. Банда окажется «в мешке» и вынуждена будет принять бой.
Три дня посменно наблюдали пограничники за ущельем, три ночи, тоже посменно, лежали они неподвижно в колючих кустах барбариса у самого выхода из ущелья, но банда не появлялась. Много предположений высказали солдаты: может, не верны данные, полученные начальником поста, может, басмачи изменили маршрут, может, данные поступили с запозданием и банда уже ушла. Даже сам командир отделения стал сомневаться и ждал, что вот-вот с поста должно поступить какое-либо распоряжение; но распоряжения не было. Дождь шел мелкий, надоедливый, холодный.