Пограничными тропами

Загоруйко не дал ему договорить.

— А уж ты, Бейсек, помолчал бы! Самому недавно попало, а туда же — с критикой лезешь. Нашелся Белинский! Слыхал про такого? Нет? Ничего, семилетку после заставы кончишь, там тебя просветят.

— Семилетку? Семилетка — мало… Москва поеду, вернусь — буду начальник. На «губу» посажу тебя за такой разговор.

Но чем бы они ни занимались — службой или шутками, а мысль о новом начальнике не выходила из головы.

К вечеру он приехал. И сразу пошел в обход по заставе. Знакомился с бойцами, осмотрел лошадей.

— Как звать?

— Жумакулов Бейсек, товарищ начальник!

— Кто родители?

— Отец — мираб, дома много ребятишка есть. Я приходил сюда, помогал по хозяйству. Время подошло, начальник мне сказал, Березин: «Скоро примешь присягу, винтовку получишь. Границу будешь беречь, воду будешь беречь, чтобы больше баям не досталась». Теперь присягу принимал, винтовка — есть.

Отправив на границу наряд, Зимин долго сидел в канцелярии, знакомился с делами, рассматривал карту участка. Тускло светила керосиновая лампа.

Поздно… Неподалеку в неустроенной квартире спят Сашка и Женька. Женька хмурит во сне темные брови, что-то ворчит. Ирина, набегавшись за день, свернулась калачиком на диване.

Потихоньку, чтобы не разбудить жену, Костя загородил лампу журналом, сел за стол, выпил кружку молока и достал свою тетрадку. Была у него такая тетрадка — давнишнее тайное увлечение: записывать интересные разговоры, запомнившиеся в книгах мысли, а главное — впечатления о людях, о работе.

«Баккал Владимир. Что ты за боец? В тумбочке у тебя лежит томик Дидро, а Загоруйко сказал, что Володя читал им стихи какого-то Омара Хайяма и что многие выучили. «Вот, например, послушайте, товарищ начальник». И Загоруйко прочитал стихи, которые мне тоже очень понравились. Омар Хайям? Таджикский поэт? Да, кажется так.

Чтоб мудро жизнь прожить,
Знать надобно немало.
Два важных правила запомни для начала:
Ты лучше голодай, чем что попало есть,
И лучше будь один, чем вместе с кем попало.

У Баккала отец ученый, профессор. Парня, видимо, любят здесь. Загоруйко сказал мне доверительно, что Вовка парень хороший, «тильки дюже хлипкий». Я ему ответил: мол, ничего, привыкнет Владимир, все будет хорошо».

Только в третьем часу Зимин прилег. И сразу заснул.

Незаметно подошла осень. Теплая, с долгим бабьим летом. На заставе успели заготовить много грибов, ягод. Служба шла относительно спокойно: задержали трех нарушителей границы, а по тем временам это было очень мало. В самом начале зимы внезапно загорелось сено — поджег по всей вероятности кто-то из банды Темирбека. Но пожар заметили, сгорел только один стог.

В конце февраля заболела прачка, пришлось отправить ее в часть, а оттуда в город. Приехала новая — украинка Зина, тихая, улыбчивая. Ира быстро подружилась с ней. Сашка и Женя любили слушать, как поет тетя Зина трогательную песню про лихого Петруся, у которого бело, как снег, лицо и черные-пречерные усы.

Весна наступила по-южному быстро. Теплый ветер покрыл зеленой листвой деревья.

— Костя, милый, отчего мне так тревожно? Почему ты поздно домой приходишь? Все сидишь и сидишь там, уезжаешь тайком от меня. На кого ты похож? Похудел, почернел весь. Что, опять неспокойно?

Она не договорила. Жена пограничника тоже ведь должна быть мужественной, сдержанной. Ира посмотрела на него виновато и настороженно, прижалась щекой к его лицу и зашептала в самое ухо:

— Костя, у нас опять будет маленький. Слышишь?

Зимин подхватил ее на руки, поднял под потолок.

— Как же я могу не слышать, когда ты шепчешь в самое ухо! Ирка, молодец! Ты просто молодец у меня.

Но им не суждено было вместе пережить эту радость.

* * *

К Зимину с трудом возвращалось сознание. Временами какие-то проблески — и снова провал… Он бредил, скрежетал зубами. Когда же приходил в себя, то ему хотелось скорее впасть в забытье. Он начинал вспоминать жизнь, прожитую с Ирой, но все воспоминания неизменно обрывались страшной картиной ее гибели.

Были минуты, когда ему казалось, что это он, он виновник ее смерти. Тогда он дергался, собираясь вскочить, но от нечеловеческой боли в ноге снова терял сознание.

Зина уже несколько часов неотлучно находилась у постели раненого Зимина.

— Ирка, где ты! Иди сюда, Женька плачет, а ты бегаешь, ты накорми ребенка, тогда и бегай.

Зина наклонилась к нему:

— Константин Николаевич, вам опять плохо?

— Ира-а-а!..