Погребальная похоть

— Да это ещё что... — уставился он, мечтательно, в своё пойло. — А гостиницы у меня принципиально нет. Хотя, возможно, придется сделать исключение из-за непогоды, но и тут до последнего хочется как-нибудь откосить.

Удивление, что в первое мгновение покрылось тенью упрёка, ещё держалось на её лице, но потом сменилось серьёзным, озадаченным выражением:

— Я хочу понять, почему ты позволяешь себе тратить столько денег на сладкое, но не снял хотя бы койку в хостеле?

— Здесь и сейчас особенная ситуация, и нет ни малейшей причины в чем-либо себе отказывать. А что касается этого, — показал он содержимое рюкзака, — догадываюсь, что как начинающий экономист вы не одобрите мой поступок, но да ладно. Из всей этой кучи только один 'тоблерон', 'бабаевский' и два 'риттерспорта' были оплачены. А всё остальное – мимо кассы. Признаться, утром третьего дня мне повезло встретить у помойки в ближайших дворах детскую коляску-кроватку, — тут Света тихонько начала впадать в яростный смех, — а далее дело техники и ловкости рук, знакомой некоторым новоиспеченным родителям. Не мог отказать себе в приобретении такого опыта, понимаете?

— Представляю, как смешно это выглядело! Как диванный знаток в области экономики я могу сказать, что ты, как и сам упомянул, далеко не один такой умник, и ущерб магазину от лично твоих действий – капля в море.

— Было бы гораздо смешнее, если б я ещё маскировался под женщину.

— Скажи, Юзернейм – у тебя денег нет, что ли? В чём проблема? Почему ты это делаешь?

— Денег достаточно. У меня критически мало адреналина и полноценного ощущения жизни. Я же за этим и приехал сюда. Кстати, каким образом, вы думаете, я добрался до этого города?

— Поездом, наверное?

— Правильно, разве что далеко не одним, но всеми полу-бесплатно. Вот, смотрите... — достал он листы с распечатками схем вокзалов, станций; какой-то непонятной техники и многочисленных расписаний поездов. — Это всё крайне важные материалы! От Твери до столицы я доехал зайцем, правда, купив дешёвенький билетик до каких-то недалёких трущоб, успешно его предъявил, а потом уже бегал. Но вот как я добрался от Петербурга до самой Твери?! Ооо, между вагонов поезда дальнего следования! Специально дожидался рейс, шедший в ночь. Зато было очень здорово влезть на межвагонный буфер, и любоваться просторами, хоть и темно. Признаться, когда нужно было слезать и залезать обратно, я много перестраховывался – подсвечивал фонариком на башке почти каждый шаг. Но уж лучше палево и остановка состава, чем оступиться и внепланово улететь под колёса, хехе. Это вообще очень опасно для неопытных – нужно быть выносливым, внимательным, и главное – знать этот чёртов межвагон тактильно, наизусть! Поэтому я специально за пару месяцев начал тренироваться на пригородных электричках. Лезть наобум было бы чистым самоубийством.

Светлана терялась между серьёзным шоком, недоверчивой улыбкой и бредовой поражённостью:

— Ты маньяк!... Не люблю выражаться матом без необходимости, но тут хорошо подошли бы многие слова. Не пойми только неправильно, я положительно впечатлена... Но, скажу тебе, это безумие. Как ты до всего этого дошёл? Как поставил идею-фикс о халяве и адреналине выше смертельного риска?

— Не знаю! Воистину, безумие – лучшее слово, я его очень люблю. В этом году я впервые ощутил такое состояние... Своеобразного протеста, что ли? Не хочу ничего платить, если можно реализовать как-то иначе! В разумных, конечно, пределах.

— Ага, в очень разумных! В таких разумных, я просто тащусь! — комично жестикулировала она. — Прямо ума набираюсь! Ты бы ещё на крыше поезда в полный рост встал, разумный!

Они долго смеялись, но Светочка неумолимо продолжила:

— Ты же отдавал себе отчет, что одна маленькая ошибка – и всё, конец?

Он с отсутствующим выражением кивнул.

— У тебя что, совсем всё плохо? Ты настолько ненавидишь жизнь?

— О, нет. Я вовсе не ненавижу жизнь. А в те мгновения любил даже очень, очень сильно.

— Безумец!

В её глазах снова затаилось что-то им неопределяемое, и продолжая смотреть в них сквозь её напускную, невозмутимую уверенность, казалось, может начаться нечто грандиозное – землятресение, например, или метеоритный дождь, или всемирный потоп.

«Возможно, — размышлял он, — градус уже достаточно поднялся, и всё это просто мерещится?... Вот она вдруг погрузилась в смартфон. Всё в порядке»

Поглядев на её руки, и припомнив, что шрамы всё-таки имеют потайные места быть, Юзернейм озадачился:

— Скажите, Света, а почему вам доводилось резать себя?

— Самые обычные причины – аутоагрессия, когда было, за что себя ненавидеть... И период депрессии, когда от этого становилось легче. Но, признаться, до этого редко доходило. Зато метко.

— А как же торжествующее чувство силы духа над плотью, что вот вы совершаете кое-что сокровенное, недоступное, чуждое всякой двуногой мрази?

— О да! Ну только я бы сказала, что это скорее не причина, а очень приятный побочный эффект, несомненно.

— Смотрите, у меня тут есть нечто "шейк радужный единорог", хотите, превратим его в подобие ликёра? Должно быть очень вкусно, я думаю.

— Да!