Погребальные костры

— Если будете ставить на собак, — деляга опасливо огляделся по сторонам. — Смело ставьте на моего Короха, он сегодня вечером порвет любую тварь, что посмеет выставить зу-Маграх. Ежели вы предпочитаете петушиные бои, то самый сильный боец у зу-Конхора, только он сегодня его выставлять не станет. Побережет для большого финала на день Семи Пророков…

— Меня больше интересуют настоящие бойцы, — сказал я, делая вид, что заскучал, и собираюсь уходить.

— Постойте, господин, — букмекер поднял руку, но коснуться меня не посмел. — В «Бестиарии» люди больше не дерутся. Если хотите поглядеть на гладиаторов, то вам нужно приобрести билет у Малыша Гудана, что в «Белом Октопусе». Они со стариком Тонезапом как раз открыли новую арену.

Услыхав знакомые имена, я насторожился.

— А если мне понадобится нанять чародея? Тонезап все еще при делах?

Букмекер скривился и неохотно кивнул.

— Конечно, что с ним станется. Но вам, господин, я бы не советовал туда ходить. Малыш Гудан выиграл уже почти пятьдесят боев. Ходят слухи, что игра у них идет не честная…

Я сунул букмекеру в ладонь серебряную монету.

— Поставь на Короха в первом бою.

Верзила заулыбался, вынимая из кармана книжечку и карандаш.

— Ставка один к шести!

Скомкав бумажку в кулаке, я не спеша направился к ближайшей станции фуникулера. В «Бестиарий» идти я не собирался, а вот в «Белый Октопус» нужно было непременно заглянуть. Повидаться со старыми приятелями.

С треском и скрежетом кабинка заползла на станцию, и закачалась, выпуская пассажиров.

— Гляди куда прешь, малец! — плечистый грузчик вооруженный деревянным молотком, отшвырнул меня с дороги.

— А парень то причем? — второй грузчик ухватил товарища за руку. — Ну разобьешь ты голову Паростро, что с того изменится? Тебя бросят в яму, а гильдия этого даже не заметит! Неужели ты думаешь, что взятки только один Паростро и берет!

Сунув вагоновожатому медяк, я ухватился за полированные медные поручни, и быстро взбежал по гулким ступенькам. Вагон оказался практически пуст, так что я мог выбирать любое место.

Смахнув со скамейки красную зенорскую пыль, я уселся у открытого окна. В лицо ударил порыв горячего ветра, а по полу вагончика закружили крошечные песчаные смерчи.

— Руки-ноги-головы из вагона не высовывать! — закричал проводник и потянул за блестящую рукоять, закрывая двери. — На пол прошу не блевать, под скамейками имеются ведерки…

Вагончик вздрогнул, и медленно пополз вверх. Застонали туго натянутые канаты, захрустел песок в скрытых от глаз механизмах, и я почувствовал, как по позвоночнику побежали мурашки.

В ярком солнечном свете Маунтдан казался громадной сверкающей башней. Мириады окон нестерпимо блистали, и я невольно зажмурился, прикрывая глаза рукой от скачущих по салону солнечных зайчиков.

Горячие порывы ветра подхватили мою косицу и золотую бахрому на шейном платке.

— А где же ваш багаж, господин? — угрюмый грузчик, сидящий в дальнем углу, прищурился, глядя на меня красными воспаленными глазами. — Я бы за два медяка дотащил все до гостиницы…

Я только покачал головой.

— Что, совсем с работой туго? — внизу в порту от механических клешней в глазах рябило.

— Проклятая гильдия, — грузчик скрипнул зубами. — Продалась с потрохами…

На выходе из вагона я ухватил работягу за локоть и сунул ему в ладонь серебряную монету.

— Мне подачек не надо, — грузчик обиженно вздернул подбородок. — Мы на Маунтдане народ гордый!

Я сжал руку мужчины с такой силой, что у того глаза полезли на лоб.

— Подумай лучше, чем семью кормить будешь, — сказал я. — Своей гордостью?

Спрыгнув с подножки, я решительно зашагал к знакомой железной лестнице, ведущей со станции на следующий уровень.

Цветочный рынок как всегда поражал обилием красок и запахов. Красные розы с Эста, желтые и синие ирисы с Донкара, фиолетовые гладиолусы с Паанолы, но больше всего здесь было зенорских тюльпанов. Бутоны тугие, яркие, отороченные черной каймой, перевязанные шелковыми нитками и усеянные блестящими капельками воды. От одуряющего аромата у меня голова пошла кругом.

Протиснувшись сквозь толпу покупателей, я пошел вглубь галереи, следуя узенькой тропинке, вьющейся меж переполненных букетами жестяных ведер и прилавков.

Солнечный свет, льющийся сквозь разноцветные стекла, раскрашивал приветливые лица продавщиц во все цвета радуги. Красное лицо, фиолетовое, зеленое, голубое. Мне показалось, что реальность затрещала по швам, и я с каждым шагом проваливаюсь все глубже и глубже в какой-то другой мир. Мир незнакомый, наполненный экзотическими ароматами и белозубыми улыбками.

Это здесь. Остановившись посреди галереи, я уставился на огромный чан с полупрозрачными кувшинками, плавающими в неподвижной воде. Из черного зазеркалья на меня глядело незнакомое угрюмое лицо. Губы сжаты в тонкую линию, щеки ввалились, а меж бровей залегла глубокая вертикальная морщина.

— Вы не могли бы передвинуть этот чан, — я обратился к юной торговке, занятой составлением букета. — Я заплачу за беспокойство.