Погребенная во льдах

Но брат Элиас, по-видимому, знал, куда идти, или какая-то сила влекла его в то место, куда он не мог не пойти. Их путь казался бесконечным, но вскоре они достигли цели, к которой так стремился обезумевший монах. Заросли колючего кустарника, который цеплялся за одежду, окружали неглубокую ложбину. Ив внезапно налетел на что-то твердое и темное и рассадил костяшки пальцев о дерево. Прочная приземистая хижина, возникшая внезапно перед ними, была построена тут для пастухов; кроме того, в ней хранили корма и солому. Брат Элиас отодвинул тяжелый засов и распахнул дверь. Внутри их ждало благословенное тепло. Брат Элиас низко пригнул голову, чтобы не удариться о косяк. Ветер захлопнул дверь, и они неожиданно оказались в полном мраке и тишине. После метели, бесновавшейся снаружи, здесь было даже уютно. Под ногами шуршала сухая солома и пьянящий запах манил зарыться в нее и уснуть. Ив отряхнул с себя снег, и в душе у него затеплилась надежда. Здесь они заночуют, а на рассвете, когда брат Элиас еще будет спать, можно выскользнуть и, заперев дверь на засов, найти кого-нибудь, кто помог бы справиться с больным или доставил депешу. «Я дошел с ним сюда, — подумал мальчик, — и теперь его не потеряю».

Брат Элиас отошел от него на пару шагов. Ив услышал, как зашуршало сено, на которое опустился монах. Завывания ветра превратились в заунывный стон. Ив прокрался вперед, вытянув руку, и нащупал плечо Элиаса, засыпанное снегом. Пилигрим добрался до своего странного алтаря и стоял перед ним на коленях. Стряхнув снег с плеча монаха, Ив почувствовал, что тот весь дрожит, словно с трудом сдерживая горькие рыдания. Теперь, когда они были в полной темноте, ниточка, связывавшая их, еще больше сблизила обоих. Человек, стоявший на коленях, что-то беззвучно шептал, и, хотя слов не было слышно, ясно было, что он в отчаянии.

Ив нащупал охапку сена на полу и, усевшись рядом с Элиасом, обнял его за напрягшиеся плечи. Мальчик пытался заставить его прилечь, но тот долго сопротивлялся. Наконец худое тело больного обмякло, и монах с приглушенным стоном вытянулся на соломе. Неизвестно, поддался ли он на уговоры мальчика или просто рухнул от изнеможения.

Брат Элиас лежал ничком, уткнувшись лбом в ладони. Ив собрал несколько охапок сена и укрыл им больного, чтобы хоть немного согреть, потом улегся рядом. Через некоторое время он услышал, что Элиас глубоко дышит, и понял, что тот спит.

Ив лежал, тесно прижавшись к брату Элиасу, обняв его за плечи одной рукой. Он был исполнен решимости не спать и караулить больного, хотя он замерз и устал. Мальчик решил обдумать случившееся, но ему не хотелось вспоминать слова, сказанные братом Элиасом, и еще меньше — вникать в их смысл. Они означали что-то ужасное. Все, что он мог сделать для этого сломленного человека, к которому чувствовал такую странную и упрямую нежность, взяв на себя ответственность за него, — это не допустить, чтобы тот снова сбежал и потерялся, а утром пойти поискать помощь. Для этого ему сейчас надо бодрствовать.

Несмотря на эти соображения, он чуть не задремал, когда его снова разбудил голос, который был слегка приглушен оттого, что говоривший уткнулся в руку.

— Сестра… моя сестра… Прости мне мою слабость, мой смертный грех — мне, который стал твоей смертью! Хьюнидд! Она была похожа на тебя, такая же теплая и доверчивая в моих объятиях… После шести месяцев воздержания, внезапно такой голод — я не смог этого вынести, он сжигал мне тело и душу!

Ив лежал тихо, обнимая брата Элиаса, и был не в состоянии ни пошевелиться, ни перестать слушать.

— Нет, не прощай! Как я смею об этом просить? Пусть земля поглотит меня и предаст забвению… Малодушный, слабый, недостойный — вот кто я!

Еще более длительное молчание. Ив понял, что брат Элиас все еще спал и во сне облекал в слова свои прегрешения, которые беспощадно обнажились перед его совестью. Несчастный извивался от мук, но не просыпался. Никогда раньше Ив не смог бы себе представить, что его юное сердце сможет вместить такой ужас, такую жалость и такое желание защитить этого безумного человека.

— Она приникла ко мне… Она совсем не боялась, потому что была со мной и верила мне! Милосердный Боже, я ведь мужчина, в жилах у меня течет кровь, а не вода, у меня мужское тело и мужские желания! — воскликнул брат Элиас, издав приглушенный мучительный стон. — И она мертва — та, которая так мне доверяла!…

Глава восьмая