Оливье бесшумно открыл большую дверь, опасаясь, что здесь прячется кто-нибудь из бандитов, и от сквозняка в дальнем углу зала сразу же появилось пламя. Язык пламени перекинулся наверх, лизнул балки потолка, и вниз полетели горящие щепки, которые сразу начали тлеть на креслах, покрытых гобеленами, и превратились в несколько огненных бутонов, которые распустились в великолепные малиновые цветы. Только эти красные и золотые гербы можно было разглядеть сквозь быстро сгущавшийся дым. Ив и Оливье ощупью и спотыкаясь пробирались сквозь хаос, царивший в зале. Перевернутые скамьи, разбросанные и затоптанные блюда, опрокинутые столы, сорванные гобелены. Догоравшие факелы усиливали дым, евший им глаза и вызывавший приступы кашля. А за этой затуманенной огненной пустыней виднелась полуоткрытая входная дверь зала, сквозь которую врывался ледяной сквозняк и адский шум бойни. Они увидели кусок ночного неба и одну-единственную звезду, чистую и далекую. Со слезящимися от дыма глазами, стараясь не дышать, они устремились к этой звезде.
Они были почти на самом пороге, когда по балке потолка вдруг пробежало пламя и посыпались искры, от которых загорелся грубый домотканый занавес. Он служил для зашиты от холодного ветра, когда дверь запиралась на ночь. Сухая ворсистая ткань ярко вспыхнула и огромной подушкой загородила им путь. Оливье яростно отшвырнул ее и подтолкнул Ива к дверям.
— Выходи! Выходи во двор и сразу же прячься!
Если бы Ив выполнил его приказание буквально, его бы вполне могли не заметить. Но когда он вышел на свежий воздух и сразу оглох от оглушительного гама во дворе, он оглянулся, тревожась за Оливье, так как бушевавшее пламя было уже в человеческий рост. Эта задержка стоила ему и его друзьям всего, чего они уже добились. К тому времени больше половины двора было в руках Берингара, а остатки гарнизона крепости были взяты в тесное кольцо вокруг зала. Когда Ив повернулся спиной к врагам и раздумывал, не броситься ли ему назад на помощь другу, Ален Левша, которого теснили у подножия лестницы, взмахнул мечом, расчищая перед собой пространство, и отскочил назад по широкой деревянной лестнице. Они столкнулись спина к спине. Ив оглянулся и попытался убежать, но было поздно. Большая ручища схватила его за волосы, и торжествующий рев, в котором слышался вызов, заглушил даже звон оружия и треск пылающих бревен. В следующую секунду Левша прислонился спиной к косяку, не боясь нападения с тыла, и, прижав мальчика к себе, приставил ему к горлу обнаженный меч, уже окровавленный.
— Всем стоять! Опустить оружие и отступать! — зарычал Левша, темно-желтая грива которого ощетинилась и сверкала в мерцающем свете пожара. — Назад! Я говорю, еще дальше! Я хочу видеть перед собой пустое пространство. Если кто-нибудь натянет тетиву, первым умрет этот чертенок. У меня снова в руках мой пропуск! Ну, человек короля, где ты там? Чем ты заплатишь за его жизнь? Свежую лошадь, свободный выход и никакой погони — клянись, иначе я перережу ему горло и его кровь падет на твою голову!
Хью Берингар вышел вперед и стоял, не спуская глаз с Левши.
— Назад, — приказал он, не поворачивая головы. — Делайте как он говорит.
Все — и люди короля, и разбойники — дюйм за дюймом отступали, пока перед ступенями не образовалось большое пространство, покрытое истоптанным грязным снегом. Хью отходил вместе со всеми, хотя и держался впереди. Что еще он мог поделать? Голова мальчика была откинута назад и прижата к телу Левши, а сталь касалась шеи ребенка. Одно неверное движение — и он будет мертв. Несколько разбойников начали выбираться из толпы, чтобы под шумок ускользнуть к частоколу и воротам, пока все глаза прикованы к этим двоим на верхней площадке лестницы. С ними справится стража у ворот, а вот кто справится с безжалостным и отчаянным главарем разбойников? Все молча отступали перед ним.
Но нет, не все! Сквозь толпу пробиралась какая-то странная одинокая фигура, которую никто не заметил, пока она не вышла на открытое пространство. Она пошатывалась и прихрамывала, но, выйдя из толпы, направилась, не останавливаясь, прямо к лестнице. Это был высокий изнуренный человек в черной рясе, капюшон которой был откинут на плечи. Два сморщенных шрама виднелись на тонзуре. На ногах, обутых в сандалии, была кровь — он оставлял пятна на снегу, — чело, разбитое при падении о скалистую почву, тоже было окровавлено. Большие запавшие глаза на посиневшем лице неотрывно смотрели на Алена Левшу. Указующий перст обвинял его. Громкий голос странного монаха властно крикнул, обращаясь к главарю:
— Отпусти мальчика! Я пришел за ним, он мой.
Сосредоточив все внимание на Хью Берингаре. Левша до сих пор не замечал этого человека. Он резко повернулся, изумленный тем, что кто-то посмел нарушить тишину и пересечь нейтральную территорию вопреки его приказу.