Погребенные

Не только люди, но и запылённые статуи, не выставленные на экспозиции, безмолвно наблюдали за тем, чем мы здесь занимаемся. Порой я оставалась с Алексом в кабинете до трёх или четырёх часов утра, если он слишком увлекался работой. Профессор думал, что я умна и так же повёрнута на древностях. На самом деле я была трусихой, которая боялась темноты, статуй и главного смотрителя Лувра, невзлюбившего меня с самого первого появления здесь.

Не сказала бы, что его неприязнь не имела под собой веских оснований. В конце концов, мне нельзя было здесь находиться. Допуск в это крыло осуществлялся строго в соответствии с регламентом по специальным разрешениям.

Но профессор так загорелся идеей помочь, что уже через несколько дней раздобыл «особенный» пропуск, записав меня в ряды своих помощников. Кажется, я считалась специалистом в области древних рун.

– Премного благодарна, – кисло улыбнулась я, размазав клубничный джем по подбородку.

– Выглядишь расстроенной. – Нечто странное промелькнуло во взгляде профессора, когда он в очередной раз посмотрел на меня, но считать эту эмоцию снова не удалось, равно как и все предыдущие. Робинс оказался закрытым приверженцем старой школы, откровенно игнорируя мой лёгкий флирт. – Что-то случилось? Ты посещала моего отца?

Я кивнула.

– Не понимаю, почему вы до сих пор к нему ходите. – Алекс положил ладонь на шею и усмехнулся, а затем, предупреждая мой вопрос, добавил: – Да, Аника, я помню, что он мой отец, но ты совсем не его случай.

– Я хуже?

Он очаровательно закатил глаза, в успокаивающем и исключительно дружеском жесте переместив большую ладонь на моё колено.

– Ты не хуже. Ты ведь понимаешь, о чём я.

Несмотря на поразительную схожесть во внешности, Алекс и его отец были, наверное, самыми разными людьми на свете. У не совсем состоявшегося старого психолога, который отказывался верить в возможное потустороннее вмешательство в мою жизнь, вырос вполне успешный сын. Именно благодаря своей работе о пантеоне египетских богов, в которых он верил, в Европе Робинс приобрёл небольшую, но славу.

В Америке к его доводам отнеслись скептично, но европейцам он полюбился и вскоре был приглашён в команду археологов от Лувра для проведения раскопок в Иране как этнограф и археолог по совместительству.

Будучи чутким и деликатным, Алекс не спешил настаивать на том, что причиной кошмаров стала какая-то сверхъестественная активность, но рьяно отрицал мои бесконечные попытки поставить себе медицинский диагноз.

– Но всё же, что так сильно тебя расстроило?

– Ты не поймёшь.

– Я? – спросил Алекс, с наигранным удивлением ткнув себя указательным пальцем в грудь.

– Ты, – хмыкнула я, слегка повеселев от его искренних попыток поднять мне настроение. – Твои же слова, что мнение социума должно быть последним, что меня заботит.

– Я заинтригован.

– А я подавлена и растоптана человеком, которому в приступе паники доверила то, чего не собиралась доверять.

Алекс приподнял вверх пышную бровь и шумно отхлебнул кофе из бумажного стаканчика.

– Я случайно рассказала одному знакомому о том, что вижу, а он на следующий день растрепал об этом всем моим бывшим друзьям, которые и без того насквозь пропитаны презрением и жалостью ко мне.

Несколько секунд Робинс держал кофе во рту, раздумывая над ответом, а потом шумно проглотил напиток и отставил стаканчик в сторону.

– Раз уж они и так пропитаны всем тем, что ты перечислила, есть ли смысл переживать о том, что они пропитаются ещё сильнее?

– Может, ты и хороший археолог, но психолог просто дерьмовый, – промычала я.

– Прости, – пробормотал он, как мне показалось вполне искренне и даже немного смущённо. – Давай вернёмся к тому, в чём я хорош. Что там с переводом? Никаких подвижек?

Толкнувшись обеими ногами и на ходу надевая очки, Робинс откатился к своему рабочему столу и уставился на книги, которые я оставила там с пометкой «прочитано».

– «Формирование современного арабского на основе племенных диалектов» прочитала за час?

– Вообще-то за сорок минут и ещё минут двадцать пила чай, – в ответ на мягкую улыбку профессора, фыркнула я. – Ты бы ещё что попроще мне дал почитать, Робинс.

– Ну а со значением египетской иероглифики что не так? Тут всего страниц двести.

– Не нравятся мне твои иероглифы. Египтяне придумали письменность исключительно для того, чтобы распространять сплетни о мифических богах. Вряд ли в этой беллетристике найдутся ответы на мои вопросы.

– Э-э-э…

В этот миг в кабинет влетела молодая, но совсем неприглядная на вид ассистентка Робинса. Модлен, кажется, так её звали.

– Профессор, нужна ваша помощь, – бросив на меня недовольный взгляд, заявила она. – Вы сильно заняты?

– Вообще-то…

Робинс собирался ответить «да», но мне удалось убедить его в том, что самостоятельно продолжу изучать все рекомендации. Так я вернулась к перелистыванию страниц в книге, периодически выходя на улицу, чтобы сделать перекур. Иногда случалось, что между сигаретой и нудным чтивом я случайно засыпала там, где сидела. Эти моменты были единственными, когда я действительно высыпалась.

Ночные кошмары стали… страшнее.