Он подумал о Портер, которая ждала его звонка, и о телефоне, который оставил на переднем сиденье машины…
За пару секунд, которые понадобились на то, чтобы нащупать дверную ручку и толкнуть дверь, он вспомнил все те разы, когда сталкивался с принятием подобного решения. Когда разрывался между тем, чтобы поступить разумно или послать все к черту, и почти всегда он делал неверный выбор.
Он толкнул дверь.
И вошел в темную кухню. Быстро приблизился к двери, из-под которой пробивался свет. Прислушался. Хотя голосов он не услышал, что-то в гнетущей тишине с той стороны двери говорило ему: в комнате есть люди.
Он подождал.
Пять секунд… Десять…
Потом голос, который он уже слышал раньше, произнес:
— Ради бога, брось валять дурака и входи.
Торн медленно сделал то, что ему предложили. И еще больше замедлил шаг, когда увидел, что его ожидает. Шаг, еще шаг. Мысли метались у него в голове, которая анализировала увиденное.
Где мальчик?
Мужчина, женщина, веревка, нож…
А где, блин, пацан?
Глава двадцать седьмая
— Я знал, что она врет.
— Питер…
— Врет, что приехала одна. — Ларднер костяшками пальцев поправил на носу очки. — Я по голосу сразу понял: врет!
Он засмеялся.
— Я имею в виду, что частенько слышал, как она говорит неправду. Например, лежит рядом со мной, нагая, и рассказывает мужу, что занята, что у нее собрание.
Шум в голове Торна уже утих настолько, что он мог сформулировать ответ.
— Она лгала многим людям, — сказал он. Торн взглянул на покрытое пылью кресло, в котором прямо передним, под маленьким окошком, сидела Мэгги Маллен. На него она даже не взглянула, а то и дело переводила взгляд с Ларднера на коричневую, обшитую панелями дверь в нескольких метрах от нее.
Ларднер сидел на полу, прислонившись к дивану, который находился справа от Торна, когда тот вошел в маленькую гостиную. На Ларднере были джинсы и рубашка кирпичного цвета, ноги он подтянул к груди. Его руки свисали между коленями, в одной руке он держал кухонный нож, а другой сжимал конец туго натянутой веревки, которая исчезала за дверью под лестницей.
Там, вероятно, был подвал.
Торн задал вопрос, хотя ответ на него знал, едва ступив в гостиную.
— Где мальчик?
Откуда-то снизу послышался шум. Веревка сместилась, дернулась на белых окрашенных досках пола.
Люк Маллен был жив.
Ларднер повернул голову к двери и крикнул:
— Брось, сынок, я же предупреждал тебя: веревка должна оставаться натянутой. Стой там, где стоишь, поднимешься сюда, когда я буду готов.
Мэгги Маллен подалась вперед. Ее кулаки крепко сжимали ткань свитера, растягивая ее и выкручивая.
— Питер, ради бога…
— Тебе лучше помолчать… правда, — отозвался Ларднер. — Мы это уже обсуждали.
Его голос звучал устало, но расслаблено и спокойно. Он посмотрел на Торна и округлил глаза, как будто только он, как мужчина, мог понять, насколько раздражает это бабское нытье.
Торн слегка кивнул, попытался улыбнуться.
Ларднер поднял руку, в которой держал нож, почесал затылок. Несколько пучков темных волос были разбросаны по всей комнате, он уже дня два не брился.
— Глупость, — заметил Ларднер. — Какая, черт возьми, глупость!
Под тяжестью Торна, когда он пошевелился, скрипнула половица. Он видел, как взгляд Ларднера в одну секунду метнулся к нему.
Никто не расслабился…
— Ты сядь, — Ларднер кивнул на низкий сосновый пенек рядом с камином.
Торн стал отступать, пока не уперся о край камина и медленно не сел. Он огляделся, как человек, который собирается снять эту комнату. На потолке — завитушки, как морозный узор. Небольшой пейзаж в покрытой лаком раме. Деревянный барометр. У двери, сбоку, на полке несколько книг в твердых, но уже оторванных переплетах. Из каменной вазы у камина торчал запыленный букет из сухих цветов.
— Почему мы здесь? — спросил Торн.
Ларднер выглядел несколько сбитым с толку.
— Не помню, чтобы я кого-то приглашал.
— Ты знаешь, о чем я. Почему именно здесь?
— Что ж, логичный вопрос. Потому что все это бессмысленно, и не меня следует спрашивать. — Он на несколько сантиметров подтянул к себе веревку и накрутил ее вокруг запястья. — Не хочу, чтобы это прозвучало как детский лепет, но не я все это начал.
— Господи, Питер. — В голосе Мэгги Маллен внезапно послышалась злость. — Нельзя же всю вину перекладывать на меня. Единственное, чего я добивалась, — прекратить наши отношения. Я не сделала ничего дурного.
Создавалось впечатление, что он ее не слушает.
— Она допустила ошибку. С тех пор все и разладилось. Я не мог поверить, что она попытается так больно меня ранить. Я убедил себя, что она не ведала, что творит…
— Нет, — возразила она. — Я как раз ведала, что творила.
— Смерть родителей очень тяжелая утрата, нам всем об этом известно. Ты можешь понять, насколько это тяжело? — Он взглянул на Торна, ожидая ответа. — Можешь?
Торн кивнул.
Ларднер вновь сделался словоохотливым, а тон его стал непринужденным.