Как и другие, Хазнир двигался в своей герметичной броне с легкостью и уверенностью безупречно обученного воина. Каждый из них носил отличительную метку или вспомогательное оружие, но по приказу Мортариона они также были отмечены его боевыми косами. С тяжелой поступью закованных в металл сабатонов они продолжали пробираться вверх по склону. Воздушные баллоны за их спинами работали как часы, поддерживая им жизнь. Системы фильтрации очищали токсичные испарения, насколько это было возможно, раз за разом даруя глоток пригодного для дыхания воздуха. Мортарион месяцами тренировал своих лучших воинов, заставляя их предпринимать вылазки на небольшие высоты в убийственные облака, чтобы увеличить их сопротивляемость и выносливость. Но они не поднимались выше середины гор во время предыдущих миссий. Никто не знал, как долго они смогут продержаться на этих высотах.
Доспехи бойцов были самой новой версией от Тиран-Кузниц в Убежище, а их внешний облик стал символом последней стадии этой войны. Мортарион был облачен в эти доспехи два дня назад, когда они вошли в руины Ущелья Геллера, захватив город. Жители и гражданские, следовавшие за его армией, возрадовались, освободив это место. Они выкрикивали его имя, и этот звук отражался от низких облаков.
Ущелье Геллера обладало малой тактической ценностью в общем плане, но для Мортариона это было чем–то личным, он не мог этому противиться. Маленькое фермерское поселение, в прямом смысле, стало местом, где он вернулся к человечеству, где прекратилось его служение Некаре и гнусному роду Владык.
Он помнил тот миг, будто это было вчера, а воспоминания возродили в нем то чувство снизошедшего откровения, что он ощутил, придя в эту долину: вкус первого в жизни глотка свободного от яда воздуха; звук человеческих голосов, поющих и смеющихся; запахи готовящегося мяса, пота и пива. Некаре всегда говорил Мортариону: низшие в долинах — лишь слабые жертвы. Но в тот день Жнец узнал, что они на самом деле представляли. Он почувствовал себя странно привязанным к этим людям, наполнившись необъяснимым стремлением, влечением, которое, казалось, генетически заложено в него. Он был воином, и он был здесь для защиты людей. Он мог сомневаться в чем угодно, но только не в этом.
Возвращение в Ущелье Геллера также означало еще кое–что — конец близок. Война вошла в свою финальную фазу, и все знали это. Либо замок Некаре падет и миф о бессмертии Верховного Владыки будет разрушен, либо битва зайдет в тупик и никогда не окончится.
Последний вариант был неприемлем. Мортарион не собирался оставлять жизнь своему приемному отцу.
Это должно было закончиться
Пушка Хазнира взревела, и еще несколько големов пали в брызгах черного и красного ядовитого вещества. Между атаками ненадолго установилась тишина, и он поприветствовал командира, приложив дымящимся дулом оружия к брови шлема.
— Они будут продолжать нападать, — сказал он с одышкой. — А мы продолжим их убивать.
Жестокосердный издал смешок, его низкий голос звучал тише из–за респиратора.
— Прибереги патроны, рыбачка.
— Ничего страшного, если они закончатся, — Хазнир пожал плечами и перехватил оружие. — Она вполне сойдет за дубинку, Скорвалл.
— Смотрите в оба, — пророкотал Мортарион, заставив их обоих замолчать. Сейчас не было времени для шуточек. Этот поход предшествовал величайшей из их битв, нельзя было отвлекаться ни на секунду.
— Жнец, — позвал Тифон. Он прошел немного вперед вместе с Лотсулом и Раском. Туман расступился, обнажая его закованную в доспех фигуру у знакомого горного прохода. — Взгляни. Мы вернулись туда, откуда все началось!
Мортарион направился к товарищу и поначалу не узнал, где они находятся. Затем он понял, почему. В последний раз на этом самом месте стояла укрепленная башня. Теперь же тут не осталось ничего, кроме груды почерневших и обожженных камней, лежащих там, где они упали под действием какой–то разрушительной силы.
— Что это? — низким и настойчивым голосом спросил Лотсул. — Там, в проходе, ржавые обломки парового вездехода. Выглядят так, будто их бросили годы назад.
— Так и есть, — ответил Тифон.
Мортарион остановился и поднял кусочек разрушенного обиталища.
— Это был мой дом.
Он разворошил черные обломки, старый пепел сожженных книг, и обнажил фрагменты стекла, сланца и кирпича. Пальцы его перчатки клацнули о какой–то металлический предмет, и он выкопал его.