Погребенный кинжал

То, что лежало на медицинской койке, едва можно было назвать Рахибом Цурриком. Его тело — без брони и фибромускул — было гротескной пародией на то, чем оно должно было быть. Худощавая и жилистая, фигура Гвардейца Смерти превратилась в мертвенно-бледную, отвратительную насмешку над собой. Плоть превратилась в серую, сюрреалистическую гнойную массу, отваливающуюся с пораженного воина зловонными кусками. Почерневшие осколки костей торчали из больших сочащихся ран, источающих сине-желтый ихор. Густые, клейкие жидкости скапливались на пласталевой палубе, смешиваясь и пенясь. Облако серебристо-черных частиц кружило вокруг похожего на труп тела Цуррика; крошечные мухи садились на рваные края ран, чтобы насытиться или отложить яйца, из которых вылуплялись извивающиеся личинки.

Цуррик походил на труп, оставленный гнить месяцами в сырой, затхлой глуши, и тем более невероятным было то, что он все еще был жив. Его грудь поднималась и опускалась в такт неровному дыханию, которое прерывалось приступами кашля и отхаркиванием зеленой слизи через барьер кристалфлекса.

Молодой воин был там не один; Мортарион увидел распавшиеся останки пары медицинских сервиторов, лежавших там же, где они упали. Рабы-машины, утонувшие в собственной зараженной крови, несомненно, были мертвы.

— Как… он все еще жив? — вопрос вырвался у Мортариона прежде, чем он осознал это.

— Неизвестно, — ответил Крозий. — Милорд, я никогда не видел ничего подобного. Его второе сердце лопнуло, а большинство органов уже не действует.

— Его геносемя?

Крозий покачал головой.

— Боюсь, что оно поражено, и нет надежды на его извлечение. Я все еще пытаюсь понять, на что я смотрю, но считаю, что это своего рода химерный переносчик болезни.

— Химерный? — переспросил Морарг. — Ты имеешь в виду мутацию?

Крозий немного улыбнулся. Он был ошеломлен, зачарован отвратительной силой заразы, которая поглотила молодого воина.

— О нет, советник. Более того, эта ветвь вируса является крайне изменчивой и очень заразной. Она бесформенна и в то же время одновременно принимает множество форм. Это не просто одна болезнь… это каждая из них сразу.

— Это невозможно, — проворчал Жестокосердный, сжимая свои тяжелые кулаки. — Тогда почему же болезнь меня не затронула? Я состою из плоти под моей железной оболочкой, — он дважды стукнул себя по нагруднику. — И я не заболел.

Морарг бросил взгляд на примарха.

— Скорвалл видел припадок Рахиба, милорд. И дюжина смертных членов команды, что были вместе с ним.

— Они погибли за то время, которое нам потребовалось, чтобы доставить его в изолятор, — заметил Крозий.

Морарг проигнорировал это замечание и продолжил:

— Я приказал провести полную магнитно-радиационную очистку и дезинфекцию всех мест, которые он посещал. Но там ничего не было. Никаких следов инфекции.

— Болезнь очень избирательна, — заметил Крозий, явно забавляясь этой идеей. — Может быть, она разумна.

— Невозможно, — усмехнулся старый дредноут. — Вирус не может думать.

— Это что–то, что мы привезли с Иникса? — допытывался Мортарион. — Оружие последней надежды, использованное против нас?

Апотекарий покачал головой.

— Я так не думаю. Я вижу здесь происки варпа.

— Ты так уверен? — Жестокосердный издал скрежещущий звук. — Как ты можешь …?

Речь дредноута оборвалась, когда Цуррик издал грубый, животный крик, заставивший похолодеть каждого, кто услышал его. Мортарион смотрел, как его воин плачет черными, кровавыми слезами, и в глубине души Жнец почувствовал что–то незнакомое и редко испытываемое. Жалость.

— Он испытывает сильные муки, — сказал Крозий, нарушая последовавшее за этим угрюмое молчание. — Достаточные, чтобы свести с ума даже самых стойких из нас.

Мортарион едва расслышал эти слова. С огромным усилием Цуррик сумел повернуть голову так, чтобы его затуманенный взгляд встретился со взглядом примарха. Лицо легионера выражало печальную мольбу, говорящую лишь об одном.

— Ты можешь излечить его?

Крозий скривил губы.

— Не знаю, милорд. Я думаю, что это… маловероятно.

— Дай мне твой клинок, — сказал примарх, протянув руку Мораргу. Советник нахмурился, но сделал то, что ему было сказано.

Мортарион взвесил оружие, а затем взял свой шлем, который висел на магнитной пластине у бедра. Надев его, он моргнул, активировав защиту своей брони от окружающей среды на максимальном уровне, и подошел к воздушному шлюзу, закрывающему изоляционную камеру от остальной части медицинского отсека.

Жестокосердный поднял когтистую руку.

— Ты подвергнешь себя заражению! Господин, ты не можешь так поступить!

— Не говори мне о том, чего я не могу сделать, старый друг. Я не боюсь, — Мортарион вошел в шлюз и дождался окончания цикла обработки.

Внутри изокамеры от зараженного воина на медицинской койке исходил такой жар, словно его кровь кипела. Дрожа от сильных судорог, Цуррик попытался поднять руку, но не смог. Он прошептал какое–то слово, не в силах произнести его вслух.

Покой.