Погребённые заживо

— Я непременно выясню, кто их проигнорировал, но дело не в этом. Кто бы это ни был, он, получив информацию, не придал ей значения, по-видимому, потому, что она показалось ему ерундой. Исходя из общей линии расследования, принимая во внимание направления, в которых мы работали, могло показаться, что это звонили какие-то психи.

— Сама собой напрашивающаяся версия — обычно самая верная, Ивонна.

— Так-то оно так, только не на этот раз, — Китсон в начале разговора понизила голос, но теперь он зазвучал громче, резче. — Надо же было думать головой, а не другим местом. На шикарную частную школу в семи-восьми километрах от места преступления мы даже внимания не обратили, потому что считали: искать надо не там. Потому что были слишком заняты беседами с учениками общеобразовательных школ в самых дерьмовых районах — Эджвере и Бернт Оуке. Были заняты тем, что стучали в каждую дверь в Динсбруке и Уоллгроуве…

Из-за угла показался Энди Стоун, и Китсон умолкла. Стоун неопределенно кивнул им и через пару секунд снова скрылся. Торн подумал, что Стоун, конечно, не входит в список тех великих сыщиков, каких ему приходилось встречать, но время от времени он попадает в точку. Интуиция его не подводит.

Китсон тихонько продолжила:

— Теперь этот мальчишка может позволить вести себя как наглый маленький говнюк, потому что знает, что это сошло ему с рук. Потому что мы позволили ему так думать. Он разгуливает по городу и носит ту же серьгу, которая была у него в ухе в день убийства Амина Латифа, потому что считает себя неуязвимым.

Один из полицейских у лифта пнул дверь ногой, потом быстро пробежал мимо них к лестнице со словами: «Не могу больше ждать: уши пухнут. Курить хочу!»

— Я знаю, что такое облажаться, — сказал Торн. — Я тебе такое расскажу, что твой прокол покажется цветочками.

Глаза Китсон чуть потеплели.

— Не спорю, — сказала она.

— А о чем тут спорить?

— Я лишь хочу разобраться в этом деле.

— Что ж, похвальное желание. И у тебя, в отличие от меня, кажется, есть шанс.

Теперь, когда они обсудили скользкие моменты, оба вернулись к лифту.

— Помнишь, как мы впервые вышли на Фаррелла? Думали мы тогда, что он причастен к этому делу? — Китсон нажала на кнопку. — Однако, по крайней мере, мы точно знаем, что он знаком с Малленом.

Размышляя над тем, какой странный оборот приняло это дело за последние сутки, Торн подумал, что сейчас существует еще меньшая вероятность того, что похищение Люка Маллена как-то связано с недавним убийством на почве межрасовой ненависти. Но он также помнил, что сам сказал Китсон о само собой напрашивающихся версиях.

— По возможности постарайся его разговорить и при этом не раздражать, — заметил Торн.

Приехал лифт, они вошли в кабинку.

— Я, безусловно, рассчитываю на то, что сумею это сделать, — ответила Китсон, — но он не из тех, кого легко разговорить.

— Ладно, как ты? Как дети?

Двери разошлись, в лифт быстро вошел сотрудник отдела по борьбе с организованной преступностью. Китсон ответила Торну, как будто сравнивала собственных детей с теми, которых недавно встретила по долгу службы:

— Просто превосходно!

На первом этаже, когда Торн осторожно пробирался сквозь вращающиеся двери, у него зазвонил телефон.

— Это Грэм Хулихэн. Вы оставляли сообщение.

Хулихэн был старшим инспектором, координаты которого дала Торну Кэрол Чемберлен. Пять лет назад он вел дело об убийстве Сары Хенли, которую, как предполагалось, убил ее жених Грант Фристоун. Вчера Торн оставил Хулихэну сообщение на автоответчике.

— Спасибо, что так быстро перезвонили, — поблагодарил Торн. — Не знаю, объяснила ли вам Кэрол Чемберлен, почему нас так интересует Грант Фристоун…

Она объяснила, но это объяснение явно не удовлетворило Хулихэна, поэтому Торн выложил свою версию. Тротуар у стен Скотланд-Ярда кишел людьми, спешащими на работу в сторону площади Парламента и Букингемских ворот. Хотя дождь уже кончился, то тут то там мелькали зонтики, и складывалось впечатление, что дождь вот-вот брызнет вновь.

Хулихэн не был знаком с Тони Малленом и ничего не знал об угрозах ему со стороны Гранта Фристоуна. Но одно он заявил уверенно: «Фристоун не мог похитить ребенка».

Торн раз за разом удивлялся, с какой готовностью люди навешивают ярлыки. Из-за лени или просто нехватки воображения. Он считал это странным. Если уважаемый на первый взгляд доктор может в свободное от благородной работы время быть серийным убийцей, почему так трудно представить себе, что педофил, подозреваемый в убийстве, не может быть похитителем?

— Вы с ним знакомы? — поинтересовался Торн.

— Никогда его не видел, — ответил Хулихэн. — Однако надеюсь, когда-нибудь мне представится такая возможность.

— Я тоже надеюсь. — Торн отметил для себя, что его телефонный собеседник из тех людей, которые терпеть не могут проигрывать, и догадался, что результат — а вернее, его отсутствие — изводит его больше, нежели чувство справедливости. «Баллы» или характер — все обычно сводится к этим двум мотивам.